– Знаю, это звучит абсурдно, – сказал он, – но я должен сначала достать все свои рубашки из шкафа, сложить их заново и снова убрать на место. Два раза.
– Что же произойдет, если вы этого не сделаете? – полюбопытствовала Генриетта.
– Мой самолет упадет, – просто ответил Петер.
Ульф был не в силах отвести от него взгляд. Ему казалось, что авиалинии предъявляют к своим пилотам строгие медицинские требования. И что среди прочего пилоты должны проходить психологическое тестирование.
– О, я знаю, как смешно это звучит, – сказал Петер. – Знаю, что вы думаете.
– Это так называемое суеверное поведение, – ответил доктор Эбке. – Очень распространенное явление. У многих людей есть свои маленькие ритуалы, и они – эти люди – убеждены, что если их не совершать, то произойдет нечто ужасное. Вы говорите себе: «Если я этого не сделаю, случится беда». Это элементарное суеверие, – тут он посмотрел на Петера. – Но вот какая интересная штука: когда мы разговариваем об этих вещах с другими людьми, так сказать, проливаем на них свет, то они исчезают. Совершенно испаряются.
– И, значит, то самое ужасное не происходит? – спросила Генриетта.
– Нет, никогда, – ответил доктор.
Петер облегченно вздохнул.
– Это хорошо, – сказал он. Но вдруг изменился в лице: – Но оно же все равно может случиться, верно?
Доктор Эбке ободряюще улыбнулся.
– Конечно, случиться может все – все, что угодно. Но если что-то произойдет в случае, о котором мы говорим, это будет чистейшей воды совпадение. А отнюдь не случай так называемого post hoc ergo propter hoc [3]. Другими словами, между тем фактом, что вы не провели ритуал, и последовавшим событием причинно-следственной связи не будет, – он снова улыбнулся терпеливой улыбкой. – Это будет лишь проявлением того, что когда-то называли Божьей волей.
Генриетта набрала в грудь побольше воздуха:
– Когда-то называли…
– Я не хочу вдаваться в теологические дискуссии, – сказал доктор Эбке. – У нас и без этого есть о чем поговорить.
Петера данный ему ответ явно не убедил.
– Но если то, чего человек боится, все-таки происходит, то откуда вам знать, из-за чего это произошло – может, как раз из-за несоблюдения, как вы это называете, «ритуала»…
– А другие называют «предосторожностью», – пробормотал себе под нос Ульф.
– Именно. Если я не совершил обычных предосторожностей – не достал и не убрал обратно в шкаф рубашки, – и самолет упал, то откуда вам знать – в самом прямом смысле слова – что это случилось не из-за того, что я чего-то не сделал?
Доктор Эбке пренебрежительно помахал рукой.
– В этом случае я бы сослался на научный закон причины и следствия – как мы его понимаем. Опыт подсказывает нам, что перекладывание рубашек не имеет ничего – абсолютно ничего – общего с авиакатастрофами, – тут он посмотрел на Петера, будто бросая ему вызов. – Я бы предположил, что, учитывая ваше образование, вы тоже об этом знаете, – он немного помолчал. – Я так понимаю, принцип Бернулли вам известен.
– Конечно, известен, – резко ответил Петер. – Я – квалифицированный пилот.
– Так, значит, вы полагаетесь на научное знание, верно? – подхватил доктор. – И ваша единственная надежда справиться с ОКР – это психотерапия, а психология – это отрасль науки.
Петер недоуменно уставился в пол.
– Да, с этим трудно поспорить.
Генриетта, которая сидела рядом с Петером, положила руку ему на локоть.
– Мы все с вами, – сказала она очень тихо, почти шепотом.
– Спасибо, – ответил Петер. – Я так стараюсь с этим справиться, и ничего не выходит. Очень стараюсь, правда.
Ульфу стало его мучительно жаль.
– Конечно, вы стараетесь: это каждому видно, – сказал он. – И не забывайте – у всех у нас есть какие-то проблемы. У всех. Даже у доктора Эбке – уверен, у него тоже есть свои проблемы.
Генриетта заинтересованно встрепенулась.
– И в самом деле, – сказала она. И, повернувшись к доктору, спросила: – Какие же у вас проблемы, доктор Эбке? Как думаете, можем мы поговорить об этом?
Время летело быстро, и не успели они оглянуться, как было уже пять; встреча была окончена. Ульф проводил Эббу до стоянки, где они еще немного поболтали, после чего она села в «Фиат»-«Бамбино» и уехала. Она показалась Ульфу интереснее прочих участников: Генриетта чересчур много говорила о себе и своих личных исканиях, а Петер слишком нервничал для того, чтобы с ним можно было завести сколько-нибудь значительную беседу. Эбба, напротив, говорила о своих сложностях спокойно и без излишнего драматизма.