Откинувшись, он посмотрел на меня. Опять склонившись ко мне, он продолжал:
— Сначала засажу вас, словно студента, за учебники… Наверное, многое за эти годы позабылось?.. Поработаем, подрастем и превратим нашу станцию в институт, создадим русскую школу авиационного моторостроения. А пока начинаем с нуля, с нескольких пар горячих рук, с нескольких горячих голов. Знаю, это как раз вам по нраву.
Да, это было по мне. Для меня всегда было невыразимо приятно оказаться там, где зачиналось что-то новое, быть самому среди таких зачинателей. Опять вспомнилось, как мы в этом же здании, этажом ниже, строили вот так же лабораторию Николая Егоровича Жуковского… Может быть, откинуть все и остаться здесь, у Шелеста? Воспользоваться его предложением, воспользоваться случаем и вернуться к тому, с чего когда-то я, пятнадцатилетний неистовый изобретатель, начинал? К тому, что осталось навсегда незабываемым, как первая любовь, — к конструированию моторов? Нет, в эту минуту меня интересовал лишь один мотор… Получу ли я его? Как хотите, я уже не мог остановиться.
— Как же, тебя остановишь! — раздался голос Ганьшина.
Окружающие дружно засмеялись. Очевидно, здесь всем был понятен этот возглас. Но Бережков выразительным жестом отмахнулся: он не хотел, чтобы сейчас его что-нибудь отвлекало от рассказа.
— Мог ли я остановиться? — повторил он. — Мог ли загасить пламя, пожиравшее меня? Нет, нет, я был уже не в силах расстаться с моим особнячком, с моими маленькими жерновами, с моей Архимедовой спиралью. Я уже сам попал в эту спираль, она с потрохами втянула меня. Нужен лишь еще один шаг, один разговор, одна подпись и…
И завтра я услышу первый шорох трущихся частей, завтра пойдет, обретет жизнь моя изумительная мельница. А когда-нибудь потом я вернусь к моторам. Э, мало ли чудесного мне предстоит потом?
Внутренне дрожа от нетерпения, я, однако, оживленно поддакивал Шелесту:
— Да, да… Это адски интересно, это потрясающе. Но сейчас, Август Иванович, я увлечен одним небольшим изобретением. И у меня к вам просьба.
— Что такое?
— Пустяк… Уже все оформлено, требуется лишь ваша подпись. Мне нужен на несколько дней электромотор.
И я решительно протянул Шелесту бумагу.
— На несколько дней?
— Да.
Я заявил это, не моргнув глазом, настолько сильна была моя уверенность, что через несколько дней я смогу купить хоть десяток электромоторов.
— А для чего вам мотор?
— Сначала, Август Иванович, подпишите, а потом скажу.
— Извольте… Я всегда с удовольствием готов помочь вам, чем смогу, в ваших изобретениях.
И, достав автоматическую ручку, он одним росчерком подписал разрешение. Я мгновенно засунул бумагу глубоко в карман.
— Так для чего же? — спросил Шелест.
— Это пока секрет. Я открываю мельницу.
— Мельницу? Какую мельницу?
— Обыкновенную. Которая мелет зерно. Это будет первая и единственная мельница в Москве для свободного помола.
— Как вы сказали? Для…
— Для свободного помола. У вас, например, дома есть, наверное, пайковая рожь.
— Ну, и что из того следует?
— Что? Вы приносите вашу рожь ко мне на мельницу и… раз, два получается мука. Вот и все. Древнейший и гениальнейший фокус.
— Бережков, неужели вы говорите все это всерьез?
— Вполне…
— Не понимаю… К чему вам эта мельница?
— Чтобы разбогатеть. Я хочу быть вольным конструктором-изобретателем.
— Дайте обратно бумагу, которую я вам подписал.
— Нет, Август Иванович, не дам.
Шелест несколько секунд молча смотрел на меня. Я спокойно выдержал этот жесткий взгляд.
— Что же… Вы в конце концов взрослый человек, — проговорил он. Мне остается только пожалеть, что я был в числе ваших учителей. Поступайте, как вам угодно. Но имейте в виду, что я никогда не прощу вам этого!
Я не вслушивался в слова профессора, меня словно нес какой-то вихрь.
— Август Иванович, вы увидите, чего я добьюсь. Не скрою, у меня есть смелая мечта когда-нибудь пригласить вас быть главным консультантом в моей фирме.
— В мучной?
— Нет, мука только начало. Погодите, то ли еще будет!
— Уходите! — гневно сказал Шелест. — Уходите и не вздумайте, когда вас накажет жизнь, прийти ко мне пожаловаться на свою судьбу.
