— Двинулись, гражданин, — наконец потребовал милиционер.
С той поры я верю, что милиционеры приносят счастье. В ответ раздалось:
— Я могу поручиться за товарища Бережкова.
Меня словно подкинуло от звука этого голоса. Я выскочил из машины. К милиционеру подошла молодая женщина. Она или не она? Из-под синего берета выбивались светлые волосы. Она не смотрела в мою сторону, она протянула милиционеру какой-то документ (как я потом узнал, это была ее зачетная студенческая книжка) и стала очень тихо что-то втолковывать.
Надо было срочно увидеть ее глаза. Карие или не карие? Нужно было еще раз услышать ее голос…
— Вы меня знаете? — громко спросил я.
Не помню, что она ответила, но голос был знакомый и глаза карие.
Милиционер тем временем смилостивился, согласился ограничиться лишь штрафом, я с громадным удовольствием уплатил.
— Разойдитесь, граждане, — приказал блюститель общественного порядка и, откозырнув, пошел на угол.
Не разошлись только двое. Я и она.
— Все-таки, Валя, несмотря на некоторые воспоминания, вы поручились за меня. И вы правы. У вас потрясающая интуиция.
Валентина рассмеялась.
— Никакой интуиции, просто мне рассказывали о вас. — Она лукаво добавила: — Я многое слышала. Например, об институте авиационных двигателей.
— Вы занимаетесь авиацией?
— Именно занимаюсь. Я ведь студентка. — Валя пояснила: — До института долго была на комсомольской работе.
Распахнув дверцу машины, я предложил своей спасительнице присесть, не беседовать же нам стоя. Поколебавшись, Валентина устроилась на заднем сиденье, я сел за руль. Надо было быстро и незаметно осуществить один блеснувший мне замысел.
Некоторые части внутри моей машины были закреплены маленькими велосипедными гаечками. Я незаметно отвинтил одну гайку и протянул Валентине.
— Видите? Хранил всю жизнь.
Почему-то я не увидел свою будущую жену ни потрясенной, ни растроганной. Взяв «сувенир», она лишь сдержанно улыбнулась.
Вскоре я добился разрешения включить мотор, продлить прогулку. Миновали Петровский парк. Вдруг сзади протянулась розовая ладонь, на которой лежали две одинаковые гайки.
— Тоже хранила всю жизнь, — не без яда сказала Валя.
Я обернулся. У правой дверцы не хватало одной гаечки.
— Вы очень наблюдательны, — любезно сказал я.
— Наблюдательна и правдива, — ответила моя пассажирка.
Я поддал газку и, не раскрывая рта, домчался до знаменитого Архангельского. Меня гнал страх, что Валентина откажется от дальнейшей прогулки. Но прогулка оказалась изумительной. Эта прогулка и следующие…
В общем, мой друг, почему, как и отчего приходит любовь, не объяснишь. Во всяком случае, далее должны бы следовать страницы не из этой, а из другой книги. Ее мы с вами, может быть, еще напишем. Вот ведь как бывает. Совершенно не думая ни о какой любви, поглощенный, казалось бы, большой творческой задачей, борьбой за свою вещь, я вдруг безумно влюбился. Верите, буквально через месяц Валентина стала моей женой.
Вернулся из отпуска Новицкий посвежевший, благодушный. Он нашел меня в главном чертежном зале и еще издали приветливо мне улыбнулся. Подойдя, он крепко сжал мне руку и сказал:
— Поздравляю вас, Алексей Николаевич.
— С чем?
— А как же? Слухом земля полнится; Бережков женился.
Я скромно кивнул.
— Поздравляю, — повторил он. — Жаль, я опоздал на вашу свадьбу.
— Никакой особой свадьбы не было. Так… Очень маленькое торжество.
— Почему же?
— Не до того, Павел Денисович. Надо работать. Пятилетка…
— Золотые слова. Но боюсь, — он весело прищурился, — что вы за этот месяц не слишком были поглощены работой.
— Наоборот, Павел Денисович. Сделал очень много.
— Тогда совсем отлично. Завтра с утра с вами засядем, потолкуем о делах. — Снова сощурив карий глаз, он испытующе посмотрел на меня. Значит, женился, остепенился?
Я засмеялся. Остепенился? Еще чего!.. Однако браво ответил:
— Так точно, товарищ начальник.
— Рад! Очень рад за вас! Перед вами прекрасное будущее. Алексей Николаевич, передайте, пожалуйста, от меня привет вашей жене.
Затем Новицкий прошелся по залу, порой останавливаясь около того или другого конструктора, спрашивая о здоровье, о работе. Летний свободный парусиновый костюм скрывал его грузноватость, но неторопливая, спокойная поступь все же была, как и прежде, тяжеловатой. Остановился он и у стола Недоли.
