— Заплатят? — Бережков разжал пальцы, его руки вяло упали.
— Что ты?
— Надевай свои очки. Не то…
Бережков уныло покачал головой.
— Не то, Ганьшин…
— А я уверен, что ты увлечешься. Это интереснейший заказ. Я узнал о нем случайно и сразу объявил, что такую вещь может сделать только Бережков.
Ганьшин произносил фразы, которые раньше безошибочно действовали на Бережкова. Но тот сказал:
— А теперь ты врешь. Зачем?
— Вовсе не вру. Что с ним?
Ганьшину не нужен был ответ. Он знал от Марии Николаевны про подавленность, про тоску друга и составил вместе с ней небольшой заговор, чтобы как-то разбудить, воскресить прежнего жизнерадостного, вечно увлеченного, азартного и озорного Бережкова. Ганьшин никогда не одобрял прошлых заблуждений и метаний своего друга, считал, что Бережкову не следует ничем отвлекаться от работы в институте авиационных моторов, от навсегда избранного прямого пути, но на этот раз в виде исключения все-таки решил помочь ему отвлечься. Он отыскал для Бережкова, специально этим занявшись, конструкторскую серьезную задачу, сулящую к тому же, в случае успешного решения, немалый гонорар. А сие, как было известно с давних пор, обычно тоже задевало некоторые струнки Бережкова.
Однако что-то с первых слов было испорчено, с первых слов не удалось.
Вскоре все сидели в столовой. На электроплитке готовили кофе. Бережков не надел пиджака, так и остался в домашней фланелевой куртке. Лицо, раньше всегда розовое, заметно пожелтело, казалось обрюзгшим. Уголки губ уже не загибались ребячливо вверх. Ганьшин положил на скатерть небольшой пакет, обернутый в газету, — видимо, какие-то бумаги, передвинул его, многозначительно произнес: «Вот!» — и даже поднял по-бережковски указательный палец, но и этот прием, рассчитанный на неистребимое любопытство Бережкова, не произвел никакого действия.
— Что с тобой, Алексей?
— Ничего… Служу. Хожу на службу.
— Но ты как будто болен?
— Нет, температура не повышена.
— Духовная? Это я вижу.
Бережков усмехнулся:
— Ничего, бывает… Отлежусь.
— Но почему ты не спросишь, что я тебе принес?
— Я спрашивал.
— А этот сверток? Почему не крикнешь: покажи?
— Ну, покажи…
Сверток был раскрыт. Там оказались два американских журнала. В одном среди прочих рекламных объявлений целую страницу занимала реклама автомобиля «кросс» с несколькими фотоснимками.
На автомобиле был установлен мотор с воздушным охлаждением. В другом журнале, в обзорной серьезной статье, этому мотору было посвящено пятнадцать — двадцать строк. О нем там говорилось, как о последней технической новинке. Но никакого конструкторского описания, никаких расчетных данных, ни одного чертежа не приводилось.
— Надо спроектировать, — повторил Ганьшин, — тракторный мотор такого типа. Мотор в шестьдесят сил с воздушным охлаждением, с вентиляторным обдувом. Ищут конструктора. Кто сконструирует подобный мотор? Я ответил: Бережков! Только Бережков!
Далее Ганьшин очень ясно проанализировал задачу, произвел примерный расчет теплоотдачи, набросав на полях два-три уравнения.
— Для проектирования, — говорил он, — дают шесть месяцев. А у тебя это будет готово, знаю, в две недели. И заработаешь три тысячи рублей. Столько тебе будет уплачено по договору.
Бережков молча рассматривал снимки.
— Ну, что же ты молчишь? Сделаешь?
— Должно быть, сделаю. Спасибо тебе… Не хочется, а сделаю.
— Что с тобой? — снова спросил Ганьшин. — Чего же тебе хочется?
— Чего мне хочется? Когда-то ты хорошо понимал меня. А теперь… Теперь мы с тобой очень разные.
— Все-таки скажи.
— Мне хочется, — сказал Бережков, — чтобы конструкторы Америки рассматривали снимки моего мотора. Нашего мотора, Ганьшин! И говорили бы между собой: «Черт возьми, никакого конструкторского описания, никаких расчетных данных, как бы нам сделать такую вещь».
Ганьшин промолчал.
— Хочется необыкновенных дел! — продолжал Бережков. — Мне надоела служба, опротивел наш несчастный мотор в сто лошадиных сил, над которым мы возимся два года, который за это время безнадежно устарел. Все опротивело, друг… Ты помнишь, мне мечталось… Э, мало ли о чем мечталось?!
— Но мы с тобой теперь хорошо знаем, — сказал Ганьшин, — что в технике не бывает необыкновенного. Все подготовлено предыдущим развитием. Есть законы технической культуры, через них не перепрыгнешь.
