Стрельба на ходу из трясущегося самолета – то еще занятие, так что я, не раздумывая, спрыгнул на землю, и, сделав, перекат, практически без паузы открыл огонь. Убить не убил, но, похоже, все-таки попал. Вражеский пулемет захлебнулся и больше не подавал признаков жизни.
Так быстро я, наверное, еще никогда не бегал. ПС-84 уже набрал вполне приличную скорость. Я едва успел его догнать и в прыжке зацепиться за край дверного проема. Сильные руки разведчиков втащили меня в самолет, и когда я поднялся на ноги, тряска внезапно прекратилась – мы оторвались от земли.
Самолет набирал высоту, но, взглянув на лица товарищей, я понял, что радоваться спасению еще рано.
– Пойдем, – коротко бросил Щеглов.
Когда мы оказались в пилотской кабине, причина мрачного настроения товарищей стала предельно ясна. Лобовое остекление было пробито десятком пуль. Штурман, радист и командир экипажа безвольно обвисли в своих креслах. Второму летчику тоже неслабо досталось, но он еще держался, мобилизовав все оставшиеся силы.
– Специально по кабине били, суки, – негромко произнес Лебедев у меня за спиной.
– Машина рулей слушается, – голос пилота был слабым, а количество крови на полу говорило мне о том, что он вот-вот потеряет сознание, – Движки пока тоже пашут. Кто-нибудь, займите место первого пилота, я сейчас вырублюсь.
Разведчики растерянно переглянулись, и я, никого не спрашивая, двинулся к креслу командира экипажа.
– Уберите тела из кабины, – приказал я, не сомневаясь, что моя команда будет немедленно исполнена.
– Летал, младший лейтенант? – голос пилота был едва слышен.
– Нет, но постараюсь разобраться.
– Курс у нас правильный, горючки хватит. Ты только штурвал ровно держи и резко его не дергай. На себя – набор высоты, от себя – снижение. Вот это – управление тягой двигателей. До рассвета пересечете Днепр, а дальше найди реку или озеро и садись на воду – об землю ты точно убьешься…
Голова пилота безвольно мотнулась, а руки выпустили штурвал – летчик все-таки потерял сознание. Самолет слегка накренился, но я плавным движением вернул его на курс.
Пилота уже вынимали из кресла. Он был жив, но очень плох, и его требовалось срочно перевязать. Рассчитывать на то, что он очнется в ближайшие несколько часов, не приходилось.
– Товарищ майор, мне нужна связь с «Филинами», – обратился я к командиру разведчиков, крепко удерживая штурвал. Без подсказок опытного пилота я не справлюсь.
– Штатная рация разбита пулями, – услышал я голос радиста из группы Лебедева, но у нас есть своя, правда, непонятно как быть с антенной. Попробую разложить ее на полу вдоль фюзеляжа.
Мы молча летели минуты три. Я постепенно набирал высоту, внимательно прислушиваясь к звуку моторов. Режим дополненной реальности подсвечивал мне приборы, кнопки и рычаги, снабжая их пояснительными надписями и инструкциями, но пользоваться всем этим я не торопился – моим товарищам было известно, что я впервые за штурвалом самолета, и демонстрировать излишнюю осведомленность я не хотел.
– «Филин-1», здесь «Медведь», как слышите? – раздался за моей спиной голос радиста.
– Слышу вас, «Медведь». Почему выходите на связь вы, а не «Кот»?
Радист уже прикладывал к моему уху трубку радиотелефона. Сухопутная рация оказалась крайне неудобной штукой, когда нужно одновременно поддерживать связь и вести самолет.
– В экипаже «Кота» потери, – ответил я командиру звена бомбардировщиков. – При взлете получили пулеметную очередь по кабине. Командир экипажа, радист и штурман погибли. Второй пилот ранен и находится без сознания.
– Кто за штурвалом? – через пару секунд спросил голос в трубке.
– Младший лейтенант Нагулин.
– Какой у тебя налет, младший лейтенант?
Я усмехнулся про себя. Хороший вопрос. Смотря как считать. Думаю, командир ТБ-3 сильно удивился бы, назови я ему реальное число часов, проведенных мной в кабине космического истребителя.
– Никакой, «Филин». Первый раз за штурвалом.
С той стороны вновь возникла пауза.
– Не волнуйся, младший лейтенант. Ты машину контролируешь?
– Пока летим прямо – да. Сейчас будем Днепр проходить.
– Какая у тебя высота?
– Два двести.
