– Привет! – чирикнула Энджи.
– Мы это так, мы… – И я фыркнул.
– Пароль?
– Нам никто ни про какой пароль не говорил, – вскинулась Энджи.
– Никто из кого?
Силуэт нагло привалился к косяку – в губах у него подергивалась тень зубочистки.
– То есть, кто пригласил нас прийти? Гарт, кто этот твой приятель? Тот, который нам сказал…
– Вообще-то приятель приятеля. – Я пожал плечами. – Блин, Энджи, как же его… – Я щелкнул пальцами.
– Трижды Ха-Ха,[64] – загремел силуэт, отступая в сторону. – Проходите.
Я еще не успел понять, что он имеет в виду, а Энджи уже проскользнула в притон.
– Спасиб, – кивнула она силуэту.
Я вошел следом, коснувшись шляпы и наградив привратника нервной улыбочкой. Уже не силуэт, он все равно был угрожающе огромным: пиджак, наверное, 58-го размера. Его шея и голова над розочками ушей были обриты под ноль, жуткого вида шрам на лбу дугой уходил под полоску белесых волос на черепе. Железный кандидат на премию Амбал Года. На нас он больше не взглянул.
Сразу за дверью был пустой пыльный магазин, стены усажены колышками для катушек. Справа на треснутом стеклянном прилавке высилась гора шляп. Обслуживала сама скука, обернувшаяся девочкой в беленьких носочках. Забирая мою шляпу и подавая номерок, она не проронила ни слова.
Мы с Энджи шевельнули друг другу бровями и пошли единственным очевидным путем – в конец комнаты, и дальше, за портьеры. Я услышал, как мистер Амбал отворил входную дверь и проворчал:
– Пароль? – Последовал щелчок пальцами, вошла новая компания. Значит, это и есть пароль. Только подумать: если б не эта слепая случайность, мы сейчас бы спокойно возвращались домой, чтобы позвонить Дадли и объяснить свое исчезновение.
Пройдя краем комнаты со старыми ящиками и разбросанной упаковочной стружкой, мы спустились по узкой лестнице слева – и в нас ударила волна сигаретного дыма и гула беззаботной болтовни.
Я положил руку Энджи на плечо:
– Не увлекайся тут беседами, ладно? Не говори ничего без необходимости, и наши имена… – Тут я вспомнил, что Энджи назвала мое имя перед Амбалом. Энджи похлопала меня по руке, как бы успокаивая мои нервы. Как бы.
Мы оказались в большом производственном подвале, уставленном чугунными колоннами. Никто не взял на себя труд как-то украсить помещение. Бесхозные ящики, поддоны и болтающиеся голые лампочки – вот и весь декор, вкупе с примерно двадцатью рядами складных стульев разных фасонов и эпох. Перед стульями возвышалась трибуна, за нею – импровизированная эстрада с музыкантами. Мы пришли одни из последних; оставались только стоячие места. Большинство публики курило. Мы, конечно, тоже – по умолчанию.
Когда мы вошли, какой-то хлюст с длиннющими усами ниточкой выдал нам по программке, и мы проскользнули к задней стене, в дальний угол. Занявшись осмотром комнаты на предмет Бинга и Марти, я не стал разглядывать программку, заметил только, что на обложке нарисован мультяшный волк в гангстерском пиджаке, вертящий цепочку.
– Тут как в церкви, – прошептала Энджи.
– Только не в тех, куда меня водили мама с папой, это уж точно. Погляди-ка. – Я указал подбородком в дальний угол комнаты, где Бинг, вскочив, усердно махал парню с белыми волосами, в белом смокинге и с белой панамой в руках. Марти видно не было.
– Совсем ребенок, – зашептала Энджи, – Этакий глупый мальчишка, который сосет трубку и носит канотье. На кого он старается походить? На Бинга Кросби?
– Думаю, так. Ты права: юный, слишком юн, чтобы таскаться с Марти. Ей за полтинник, как пить дать.
– А это правда была она?
– Однозначно. Это ее нос крючком и голос. Эй, смотри, Вито. В оркестре!
– Ох ёлки. Точно.
Пожилой толстяк в аляповатом клетчатом пиджаке, с козлиной бородкой и классической лысиной мужского образца вышел на трибуну и постукал по микрофону. Музыканты принялись тушить окурки и разбирать инструменты. Свет потускнел и на подиум упал дымный луч прожектора. Все взгляды обратились вперед, и толпа убавила тон до шелеста.
– Братие, – заговорил клетчатый, – Скуппи немножко запаздывает. Я… О, а вот и он!
Скуппи появился откуда-то из задней части зала, и я подумал: где тут еще могут быть входы? Из переулка? Грузовой лифт? Публика вскочила на ноги, зааплодировала.
