«Летуны» пели в толпе, защищавшей в Москве здание, где засели те, от кого по-настоящему надо было бы защищаться. Кто слышал «Летунов», тот уверен до сих пор, что «Летуны» накликали перемены, а когда накликали, то перестали петь. Так что сами перемены свелись к песням «Летунов» и не приснились ли, как сны после этих песен или как сами песни.
Вражда к «Летунам» начала прорываться сразу же после первых их выступлений. Чаще всего «Летунов» обвиняли в том, что их концерты являются скрытой рекламой наркотиков. Произвели даже обыск на квартире, которую Сидрик снимал, но обыск не дал никаких результатов. Появились интервью и даже судебные иски тех, кто якобы пристрастился к наркотикам, регулярно посещая концерты «Летунов». Впрочем, нашлись и такие, кто, напротив, отказался от наркотиков, посещая те же концерты. Обвиняли Сидрика и в сексуальной мистике, и в манипулировании сознанием, даже в организации тоталитарной секты. Все эти обвинения увенчала статья в газете «Правда-матка», выпускаемой движением гроссмейстера Ярлова. Статья была озаглавлена цитатой из Послания апостола Павла к Ефесянам: «Князь, господствующий в воздухе». Таким князем объявлялся ни много ни мало Сидрик. Именно в нём анонимный автор статьи усматривал «духа, действующего ныне в сынах противления». Статья напоминала о кувырканьях Сидрика в воздухе, значительно преувеличивая число изувеченных и погибтпих его подражателей. Автор статьи сравнивал с такими подражателями слушателей Сидрика, которым грозит та же участь. Проявив неожиданную эрудицию, автор статьи предостерегал слушателей Сидрика, что они могут быть похищены «Летунами», как были похищены в своё время жители Лиона, когда над городом летал таинственный воздушный корабль. Статья заканчивалась угрожающе: не пора ли отправить «Летунов», эту банду извращенцев-растлителей, туда, откуда они происходят?
А через несколько дней в Сидрика стреляли. В клубе «Авиатор» Сидрик выступал один, хотя другие «Летуны» сидели в зале. То была скорее встреча певца с земляками. В зале шумели, переговаривались, и никто не услышал выстрелов за сценой, откуда Сидрик должен был вот-вот выйти. Зал заволновался, послышались возгласы, почему певец задерживается, а когда директор клуба вошёл в комнату за сценой, Сидрик лежал, обливаясь кровью, на полу. Киллер, по-видимому, только что скрылся, не успев сделать контрольного выстрела, так что Сидрик был ещё жив, когда его увезла подоспевшая машина из Реацедоса.
Заявление, поданное Валентиной в прокуратуру, на этом и основывалось. Выходило, что машина из Реадедоса приехала до того, как в Сидрика стреляли. Не киллер же её вызвал? Валентина утверждала, что машину вызвала Лариса, намереваясь получить от Реацедоса деньги за свежее мёртвое тело, чьи органы могли пригодиться для пересадки. Лариса и киллера наняла. А мстила она Сидрику за то, что Сидрик окончательно решил бросить её и уйти к Валентине.
Лариса в то время была беременна от Сидрика, и свадьба ожидалась со дня на день. Тем не менее Валентина яростно настаивала на своём. У Ларисы хранились немалые деньги, заработанные успешным певцом, и она не хотела с ними расставаться или делиться. К тому же она не могла простить Сидрику измены.
Самое странное было в том, что с тех пор прошло восемь лет. Валентина по-прежнему работала подавальщицей в ресторане «Попрыгунья», а Лариса — воспитательницей в детском саду. Лариса родила сына, недавно поступившего в хореографическое училище. На вступительных испытаниях Лёлик-младший обнаружил фантастические способности к танцу, необъяснимым образом зависая в воздухе. Лариса жила, ни в чём не нуждаясь, видно, Сидриковы деньги действительно достались ей, и денег ей до сих пор хватало и на себя, и на сына. Валентина утверждала, что она молчала восемь лет и больше не смогла молчать. В ответ на её заявление следователь Анатолий Зайцев предложил обеим женщинам участвовать в следственном эксперименте, связанном с поездкой в монастырь, но в чём заключался эксперимент, знал только Аверьян.
— Скажите, а если бы Андрей не умер, вы так и не подали бы вашего заявления? — спросил вдруг за рулём Аверьян, всё так же пристально глядя на дорогу перед собой. Обе женщины на заднем сиденье продолжали молчать, но в их молчанье что-то дрогнуло. Чувствовалось, что вопрос Аверьяна их обеих не удивил.
