Алевтине Моисеевне понравился комплимент этого пожилого, но все еще интересного капитана, и в то же время сердце защемило от предчувствия чего-то недоброго. «Может быть, милиция пронюхала о посылках», — тревожно подумала она, а сама, любезно улыбаясь, ответила:
— Что вы? Какие знакомые? Муж целый день на работе. Возвращается не раньше восьми. Я кручусь по хозяйству. Только и выглянешь, что на базар за продуктами. Сейчас ведь все так дорого. Запасов никаких не сделаешь. Схожу на базар, и снова вдвоем с мамой сидим дома.
— Разве кто-нибудь скажет, что это не так? — проскрипела Эсфирь Львовна. — Мы никуда, и к нам никто.
— А кого вы ждете к себе сегодня? — нахмурился капитан.
— Да вот, ей-богу, никого, — уверяла Алевтина Моисеевна. — Сама я хотела выйти тут к знакомым, попросить взаймы рублей сто до получки мужа, а к себе никого не ждем.
— Ну что же, — обворожительно улыбнулся капитан, — тогда начнем действовать. Мальчик, приступай.
Стоявший у входа спутник капитана запер дверь на задвижку. Алевтина Моисеевна изумленно взглянула на капитана и, испуганно пискнув, закрыла глаза от страха. На нее глядел совершенно другой человек. От любезного выражения на лице капитана не осталось и следа. На нее уставились глаза убийцы, хладнокровного и жестокого. Вытащив наган, капитан наводил его то на одну, то на другую женщину.
— Молчать, старые суки! — негромко проговорил он. — Только вякни кто! Пришью на месте.
Спутник капитана, вытащив из-за голенища нож, стал сзади женщин. Алевтина Моисеевна почувствовала, как острое, холодное лезвие ножа уперлось ей в спину под левую лопатку.
— Деньги, — коротко проговорил Васильев. — Молчать, — поднял он наган, видя, что хозяйка квартиры хочет говорить. Укажите пальцем, где они. А ты, падаль, перестань икать! — свирепо глянул он на Эсфирь Львовну. Старуха и в самом деле, глядя остановившимися от ужаса глазами на оружие в руке Васильева, икала, звонко лязгая искусственными челюстями.
Близкая к обмороку, Алевтина Моисеевна указала в глубь квартиры.
— Свяжи старуху, — приказал Васильев юноше. Тот, быстро разрезав скатерть, прикрутил Эсфирь Львовну к стулу, засунул ей в рот судомоечное полотенце. Затем, по молчаливому знаку Васильева, он вторым полотенцем заткнул рот Алевтины Моисеевны.
Под угрозой нагана и ножа супруга Наума Абрамовича сама вытащила из тайников наличные деньги и отдала их грабителям.
— Двести двадцать тысяч, — пересчитав толстый пачки сторублевок, подытожил Васильев.
— А еще где? — прикрикнул он на Алевтину Моисеевну. — Открывай все заначки, если жить хочешь.
Вспомнив про деньги, которые не успела обменять Эсфирь Львовна, Алевтина Моисеевна отдала и их. С минуту Васильев молчал, испытующе глядя на трясущуюся женщину, затем, должно быть, поверив, что отдано все, приказал своему напарнику:
— Привязывай и эту.
Через пару минут и Алевтина Моисеевна была надежно прикручена к стулу. На прощание Васильев приказал:
— Сидеть тихо. Мы тут у соседей еще кое-что поищем. Если шевельнетесь, вернусь и пришибу.
Прошло несколько часов после ухода грабителей, а прикрученные к стульям женщины все еще сидели, боясь пошевельнуться. Несколько раз кто-то осторожно стучал и дверь, которая после ухода бандитов осталась незапертой, но, не получив ответа, не решился войти. Лишь в конце дня туговатая на ухо соседка, у которой для фарша не хватило луку, постучала к Арским, позаимствовать пару луковиц. Не расслышав ответа, она вошла и окаменела от изумления. Через полминуты тихий квартал огласился воплями испуганной женщины.
К несчастью для Арских, первым на эти вопли прибежал домоуправ, энергичный брюнет с орлиным носом в полувоенном костюме и, несмотря на жару, в роскошной каракулевой кубанке. Он только что успешно закончил разговор о ремонте с хозяином одной из соседних квартир и был то, что называется, в благородном подпитии. Уяснив, что во вверенном ему домоуправлении среди белого дня произошел грабеж, он категорическим тоном запретил соседям входить в квартиру Арских.
— Ничего не трогать, — распорядился он. — Следы затопчете. Надо угрозыск вызывать.
