— Да. Эти самые ваши угрозы и являются веским доказательством против вас.
— Разве я не понимаю? — уныло согласился Дмитрий. — Конечно, меня засудят. Да и я сам любого бы засудил при таких доказательствах. Только обидно, что настоящие гады уйдут от расстрела, а люди будут думать, что Митька Бубенец гадом оказался.
— У нас, товарищ Бубенец, никого не засуживают, — поправил Дмитрия Кретов. — У нас судят преступников, и судят только по закону.
— Я понимаю, — мрачно согласился Бубенец.
Чтобы дать возможность Бубенцу справиться с овладевшими им мрачными мыслями, Алексей достал портсигар и не спеша закурил. Бубенец от предложенной ему сигареты отказался.
— Расскажите мне, кто такие Жорка Рябый и Сивоконь? — снова приступил к допросу Кретов.
— А про Степку Запрометова вы все знаете? — взглянул исподлобья на Кретова Бубенец.
— Достаточно знаю, — улыбнулся Кретов.
— Ну и эти два не лучше Степки, — оценил Дмитрий своих вчерашних собутыльников. — Жорка имел пятнадцать лет за мухлевание с гирями и обсчет покупателей. Он до тюрьмы заведующим продуктовым ларьком работал. А Сивоконь был осужден на двадцать лет за убийство и грабеж квартиры. Оба они уверяют, что их оговорили, что они сидели невинно.
Пренебрежительный тон Дмитрия показывал, насколько он верил в невиновность Рябого и Сивоконя.
— На каком счету они в колхозе? Как работают?
— Заставишь таких работать, — пренебрежительно усмехнулся Бубенец. — Совсем они не работают.
— А на какие средства живут и даже пьянствуют? — сделал вид, что удивился, Кретов. — Воруют?
— Про воровство не слышно, — отрицательно покачал головой Бубенец, — Хотя, если разобраться, живут вроде как на ворованное. Колхозникам работать надо, на базар ездить некогда, а овощи поспевают и гниют. Вот Жорка с Сивоконем и возят овощи в город на продажу. Здесь возьмут за гривенник, а в городе продают за рубль.
— А как на это смотрит правление колхоза? — полюбопытствовал Кретов. — Мирится с ними?
— В правлении колхоза долго с ними возились, да видят, что все без толку, и плюнули. Выгонять из колхоза не решаются. Кляуз не оберешься. Они же амнистированные, к нам для трудоустройства присланы. Районный прокурор за них горой встанет.
— А вам они не предлагали сделать какое-нибудь доходное дельце?
Дмитрий опустил глаза. С минуту он молчал, видимо, колеблясь, говорить или не говорить, но затем, собравшись с духом, ответил откровенно:
— Когда хлеб возили в счет госпоставок — мы его возим без мешков, насыпью, и вешаем только на пункте, — Сивоконь предлагал с каждой машины по пути отсыпать мешка два- три. Из-за этого даже собрался грузчиком работать.
— Что вы ему на это ответили?
— Я ему сказал, чтобы он о таком и не заикался, если хочет по земле ходить.
— Как он реагировал на это?
— Сразу присох. Говорит, что пошутил.
— А другого ничего больше не предлагал?
— Нет. Больше ничего не было. Только это.
— Ну вот, видите, товарищ Бубенец, в какой грязи вас хотят утопить, — укоризненно заговорил Кретов. — А вы дружите с этими мерзавцами. Фронтовик, орденоносец, член партии. Эх, вы!..
Лицо Дмитрия налилось кровью, и он снова опустил глаза. Потянулось долгое молчание.
— Не дружил я с ними, — наконец неуверенно заговорил Дмитрий — Только так… встречался… Сивоконь поет очень здорово. Душевно поет, когда выпьет. Я ведь и не хотел с ними напиваться. Каждый раз думаю, выпью стакан-другой и уйду. И как-то все не выходило уйти вовремя… напивался.
— Проще говоря, они вас спаивали, — уточнил Кретов.
— Да пожалуй, что так, — поколебавшись, согласился Дмитрий. — И ведь на мои деньги спаивали, сучьи дети. Мне больше всех платить приходилось.
— В общем, ваши собутыльники не утруждали себя излишними расходами, — пошутил Кретов.
Бубенец невесело усмехнулся.
— На каком базаре города торгуют эти ваши «колхозники»? — снова задал вопрос Кретов.
— Больше всего на Центральном, — подумав, ответил Бубенец. — Это самый дорогой базар в городе. Но бывают и на других, только очень редко. Больше на Центральном.
— Какой номер обуви вы носите? — как бы случайно задал вопрос Кретов.
— Сорок первый, иногда сороковой, — растерянно ответил Бубенец, удивленный неожиданностью вопроса. — Если с широким носом, то сороковой. У меня пальцы больные.
