— А что делали между одиннадцатью и двумя часами ночи?
— Не помню, товарищ секретарь райкома, — так же хрипло ответил Бубенец.
— Как это? Совсем не помните? — В голосе Юлдашева послышалось недоверие.
— Ей-богу, ничего не помню, — ответил чистосердечно Бубенец, покраснев, но глядя прямо в глаза секретаря райкома. — Пьян был, как самая последняя сволочь.
Гулямов, еще при первом вопросе Юлдашева отложивший перо, откинулся на спинку стула и, опершись подбородком на ладонь, пристально и недоверчиво смотрел на Дмитрия.
— Пьянство не является смягчающим вину обстоятельством, — раздельно, поучительным тоном заговорил он. — Вам лучше сразу самому во всем сознаться. Рассказывайте.
— Да чего рассказывать? — волнуясь, горячо заговорил Дмитрии. Голос его дрожал. — Я ничего за собой не знаю. Может быть, вчера пьяный чего-нибудь натворил, тогда скажите. Я ничего не помню.
— Нет, это вы сами припомните и расскажете, — повысил голос Гулямов. Юлдашев досадливо, с упреком взглянул на начальника районной милиции, но тот, не заметив этого, продолжал: — Из-за чего вы сегодня в два часа пополуночи выстрелом из пистолета через окошко убили Александра Даниловича Лобова?
Бубенец пошатнулся. Мгновение он, широко открыв глаза, глядел на Гулямова, не переводя дыхания. Довольный произведенным впечатлением, начальник районной милиции торжествующе взглянул на секретаря райкома, ожидая одобрения, но, встретив осуждающий взгляд Юлдашева, потух.
— Полковник убит?! — выдохнул наконец Дмитрий остановившийся в горле крик. Лицо его искривилось. Он успел еще выкрикнуть: — Кто же на него посмел?.. Чего вы городите!.. — и вдруг заплакал, размазывая кулаком катившиеся по щекам слезы.
Юлдашев подставил Бубенцу стул. Дмитрий сел и, облокотившись о колени, закрыл ладонями лицо. С минуту все молчали. Слышались только удерживаемые, рвущиеся из горла Бубенца рыдания.
— Разве вы еще не слышали, что Лобов убит? — спросил Юлдашев, когда Дмитрий немного пришел в себя.
— Честное слово, ничего не знал, — поднял голову Дмитрий. Но лицо его вновь начало кривиться. — На фронте из каких только переделок живым выходил, а тут… — выговорил он глухо и снова уткнулся в ладони.
— Он вам пока больше не нужен? — спросил Юлдашев Гулямова.
Я должен его еще опросить, а потом взять под стражу, — ответил начальник милиции.
— Товарищ Бубенец, — обратился к Дмитрию Юлдашев, — пойдите в сени и посидите пока там. Мы вас позовем.
Гулямов сделал протестующий жест, но секретарь райкома снова твердо повторил:
— Идите, Бубенец. Выпейте воды, умойтесь и посидите.
Гулямов, не желая спорить с секретарем райкома партии, вызвал со двора одного из приехавших с ним милиционеров и приказал:
— Задержанный Бубенец пока будет сидеть в сенях. Смотрите, чтобы он не скрылся.
— Ты точно установил, что здесь произошло: убийство или самоубийство? — спросил Юлдашев начальника районной милиции, когда милиционер закрыл за собою дверь.
Начальник милиции пожал плечами.
— Без экспертизы определенно ничего сказать нельзя, — внушительно заговорил он. — Из пистолета, который лежал около тела Лобова, был сделан выстрел, но когда — в два часа ночи или в два часа дня — может сказать только экспертиза. Но я склонен думать, что экспертиза подтвердит самоубийство.
— Не верю я в самоубийство Александра Даниловича, — негромко произнес Юлдашев. — Такие люди не стреляются.
— Да и я не особенно верю, — согласился Гулямов. — Поэтому и надо отрабатывать обе версии. Допускать и самоубийство, и убийство.
— Но ведь ты не сможешь предъявить Бубенцу конкретных обвинений? — спросил Юлдашев.
— Пока, конечно, не могу, — согласился Гулямов.
— А сам ты его подозреваешь или нет? — добивался прямого ответа секретарь райкома.
— А кто же тогда убил Лобова?
— Ну, это уже твое дело, разыскать того, кто убил Лобова.
— Вот я и думаю прощупать Бубенца. Посажу — он увидит, что деваться некуда, и сознается.
— Нет, — резко ответил Юлдашев, — на арест Бубенца я согласия не дам. Оснований не вижу.
— Но в последнее время он сильно пьет.
— В этом и наша вина есть. Больше всех, конечно, моя. Мало знаю, чем живут мои коммунисты.
