Сомнений больше не оставалось. На все про все у Димки ушло три или, самое большое, четыре минуты. Невероятно!
На всякий случай мама недоуменно пожала плечами и про себя решила, что она все-таки каким-то образом ошиблась со временем и разбудила сына раньше положенного, а затем увлеклась утренними делами, и ей просто показалось, будто Димка управился со вставанием-умыванием-одеванием-убиранием в столь короткий срок. Такое объяснение казалось больше похожим на правду, чем поразительный факт сверхскоростных сборов.
Но домашние чудеса на этом еще не закончились.
По обыкновению наступало самое время для скучной войны, которая всегда возникала между мамой и Димкой, если он, невыспавшийся и поэтому вялый и заторможенный, садился за стол, чтобы съесть приготовленный для него завтрак.
В таких случаях Димон с тоской смотрел в тарелку с какой-нибудь там овсяной кашей или даже на исходящую паром свеже-сваренную сосиску и канючил:
– Ма-а-ам… Ну, можно я не бу-у-ду? Ну, совсем не хочу есть… На что мама, которая, разумеется, очень переживала за здоровье сына, неизменно отвечала:
– А я тебе говорю, ешь! Ты что, желудок испортить хочешь? Язву нажить?
Димка уныло ковырял ложкой в тарелке с кашей или с отвращением пробовал откусить от сосиски… В итоге, как правило, дело заканчивалось боевой ничьей, а именно: мама не позволяла сыну уйти в школу совсем с пустым желудком, а Димка съедал не более половины положенной ему порции…
Сегодня все было по-иному.
Димка в полминуты уплел тарелку овсянки на молоке, вареное всмятку яйцо, бутерброд с докторской колбасой, выпил бутылочку йогурта и, буквально подпрыгивая на табуретке от нетерпения, попросил добавки.
Мама даже испугалась.
– Сыночка, мне, конечно, не жалко, но ты не объешься? И не спеши так, ради бога! Подавишься…
Когда Димка, расправившись со второй тарелкой каши и дополнительным бутербродом, уже одетый стоял у выходной двери с ранцем за плечами и лыжами в руке, часы показывали еще только одну минуту девятого. Путешествие до школы могло занять от силы семь минут, а Димон готов был рвануть вперед, как мотогонщик в финальном заезде.
– До начала уроков еще полно времени. Зачем ты так спешишь? – немного растерянно спросила мама, удивляясь сама себе. Она ведь хорошо помнила, что чуть больше десяти минут назад говорила сыну совершенно противоположное. Нет! Положительно, она никак не могла себе объяснить все эти утренние чудеса!
* * *
Димка вылетел на этажную площадку и тут же влепил палец в кнопку вызова лифта.
По утреннему времени этот вид транспорта в подъезде пользовался большой популярностью. Где-то там, в шахте, что-то погромыхивало, то и дело доносилось приглушенное завывание включающихся электрических двигателей, но ни один из лифтов прибывать на Димкин девятый этаж не спешил. Между тем энергия просто переполняла Димона, не давая ему оставаться на одном месте ни минуты. Подхватив поудобнее лыжи, он ринулся вниз по лестнице…
На автомобильной стоянке напротив подъезда в ущелье между двумя огромными сугробами, наваленными старательными дворниками, как всегда маялся со своим стареньким «Опелем» дядя Боря. Каждую зиму, если температура опускалась ниже десяти градусов мороза, у него начинались проблемы с аккумулятором. Аккумулятор тоже был стареньким, энергия из него уходила быстро, и ее никогда не хватало, чтобы холодным утром прокрутить двигатель.
Как назло, «прикурить», то есть завести автомашину с помощью специальных толстых проводов от другого, уже заведенного автомобиля, тоже не получалось. Из знакомых автомобилистов вокруг никого не было, а незнакомые – проезжали мимо, не останавливаясь. Наверное, очень спешили. Дядя Боря тосковал, стоя рядом со своим замороженным автомобилем, держа в руке два провода, синий и красный, уже присоединенные к клеммам мертвого аккумулятора под откинутой крышкой капота.
Димка приостановился в своем неуемном движении.
– Здравствуйте, дядя Боря! Что, не заводится?
– Да вот, Димка, понимаешь, никак… Аккумулятор видишь… – и дядя Боря постучал пружинным зажимом, укрепленным на красном проводе, о такой же зажим – на синем. Даже подобия искорки не проскочило между ними.