Все дети Георгия и Анны Фаркас, как и сами родители, были темноволосыми. Рыжие волосы Анны, отливающие золотом, прекрасная фигура и глаза глубокого синего цвета – все это заставляло мужчин останавливаться и оглядываться ей вслед. У нее были тонкие руки, узкая ступня и звучный голос, столь же обольстительный, как и улыбка. Ее обаяние было просто сногсшибательным. И все только из-за того, что ее бабушку – по праву сеньора, еще существовавшему в Венгрии в начале двадцатого века, – владелец поместья брал в замок. Видимо, его гены и передались Анне Фаркас, благодаря чему она выглядела истинной аристократкой. Унаследовала она и природный ум дедушки. И хотя знания, полученные ею, можно сказать, были более чем скромными, она не переставала учиться всему, чему только можно и где только можно. Она подбирала все бумажки, которые выбрасывали из замка, все ненужные уже газеты и журналы, проглядывая их до последней буковки в те немногие промежутки времени, что у нее оставались. У нее обнаружились способности к подражательству, она умела ловко копировать жесты, выражение лица, голос и интонацию.
Единственной целью ее жизни стало бегство из Венгрии. Она мечтала найти счастливую страну, где она забудет про голод, изнуряющую работу и где она сможет купаться в ванной, полной радужных мыльных пузырей, а горничная с пушистым полотенцем будет ждать, когда она поднимется из воды. Зеркало подсказывало, что ее бесспорная красота – залог успеха, но она никогда не получит желаемого, пока не уедет отсюда. Она также знала, что сможет осуществить мечту только благодаря мужчине или мужчинам. И когда Анне исполнилось семнадцать, у нее появился такой шанс в лице русского комиссара, который приехал в поместье, ставшее теперь колхозом, чтобы выяснить, почему дела здесь идут из рук вон плохо. Анна тотчас положила на него глаз и почувствовала, что и он заприметил ее.
Он был на тридцать лет старше, не особенно привлекательный, но он приехал в большом черном автомобиле, который свидетельствовал о его высоком ранге, и в его манере вести себя тоже чувствовалась привычка властвовать. Вот почему, когда автомобиль двинулся назад в Будапешт, в нем сидела и Анна.
Она ожидала увидеть второй Нью-Йорк, но столица Венгрии разочаровала ее. Зато квартира, в которой ее поселили, хотя и не относилась к самым роскошным, все-таки частично воплощала то, о чем она грезила. Главное, в ней была ванная комната. Теперь (и до конца ее жизни) Анна могла часами просиживать в горячей воде, полной ароматных пузырьков, – русские имели возможность получать то, чего не могли добыть сами венгры, и вытираться нежнейшими махровыми полотенцами. Получила она возможность и почувствовать силу своей сексуальной притягательности, поскольку ее покровитель стремился предаваться любви так часто, как это было возможно. Впоследствии она поняла, что он был скорее скупым, чем щедрым, – но все же это было лучше, чем ничего.
Она несколько испугалась, когда его перевели в Восточную Германию, но заменивший его человек был счастлив взять на себя опеку над ней. И по правде сказать, именно благодаря ему Анне удалось столь многого добиться в будущем.
Он был образованный, культурный человек. Ему едва исполнилось сорок, но он успел отслужить в нескольких посольствах России за границей, говорил свободно на английском, французском и итальянском языках. Венгрия стала своего рода ссылкой для него – наказанием за кое-какие неосторожные высказывания относительно партийных догм. Он обожал музыку, сам прекрасно играл на фортепьяно. Именно благодаря ему она и нашла для себя имя, под которым впоследствии стала известной. Ему нравилось называть ее «воплощением Евы – вечной женственности». И она приняла это имя, как принимают имена после крещения, добавив к нему только фамилию Черни – по имени композитора, этюды которого так любил исполнять ее новый покровитель. Ева Черни. Ей нравилось выговаривать вслух свое новое имя, стоя перед зеркалом, держа руку вытянутой для поцелуя. Это было звучное имя. Когда придет мой час, думала она, кивая своему отражению, я стану ею. Вполне подходящее имя для жизни на Западе. Кому придет в голову связать его с Анной Фаркас? Она никому не признавалась в сокровенном желании, но ждала подходящего момента и того, кто мог бы помочь ей с документами на новое имя.
