— Что это? — прошептал ребенок и присел, разглядывая, как перед ним шевелится трава. — Как это…
Тут он наконец заметил, что девушка плачет.
— Это ты? Ты это делаешь? — прошептал он и, оглянувшись по сторонам, уже уверенно заявил. — Это ты! Твои слезы!
Тут в голову мальчишки пришла мысль, от которой у него загорелись глаза.
— Ты ведьма Черного цветка? Так ведь? Я знаю все сказки! Это ты! Теперь ты прогонишь их, ведь так? Ты можешь вернуть мою маму?
Ребенок теребил Левитанию еще около получаса, но так и не добился ответа. Конец его возгласам положил звук шагов и голос двух солдат.
— Зачем ты ей лицо разбил? Теперь все кровью заляпано, — ворчал один из них.
— Сейчас выдернем того урода из дальней камеры — ототрет, — буркнул второй.
Судя по звукам, они что-то тащили по коридору. Через несколько секунд они остановились у двери. Мальчишка тут же юркнул под рваное одеяло к Леви.
— А вдруг она помрет? — не унимался один из солдат. — Что мы скажем?
— Скажем, что ломилась в дверь, рычала. Мы открыли, чтобы выяснить, все ли в порядке со второй. Она кинулась на нас — мы приложили ее кулаками и закрыли обратно. Со второй все было нормально. Перестань нагонять страху. Вон, смотри — она дышит.
Двое мужчин закинули голое тело женщины в камеру, а затем запнули ногами кучу тряпок, в которые она была прежде одета. После этого камера закрылась и солдаты ушли.
Мальчишка снова боялся шелохнуться и не показывал носа из под одеяла. Спустя какое-то время женщина начала шевелиться и слабо постанывать, но тут снова послышались шаги.
Щелкнул затвор и в дверном проеме показался солдат с миской и кожаным бурдюком. Он перевернул ее содержимое на пол камеры и кинул на пол кусок хлеба и бурдюк, после чего молча запер дверь и удалился.
— Рам, золотце, — прошептала женщина. Она с трудом встала на колени и подползла к месту, куда солдат вывалил кашу. — Иди сюда.
Мальчишка высунул голову из под одеяла и осторожно подошел к матери.
— Надо поесть, — просипела женщина разбитыми губами и сгребла кашу руками. — Бери из моих рук. Мы ведь не собаки, чтобы с земли есть…
— Мам, у тебя лицо в крови. Тебе больно?
— Нет, солнышко, не больно, — изобразила кривую улыбку женщина. От гематомы под глазом у нее начал закрываться глаз и она едва могла видеть ребенка. — И кровь эта не моя… Все хорошо… Кушай…
Мальчик принялся хватать кашу руками и закидывать в рот, при этом он умудрялся рассказывать про странную девушку, которая за все время пребывания в камере не произнесла ни звука. Он называл ее «Ведьмой черного цветка», рассказывал небылицу про цветущую солому, а мать кивала и поглаживала Рама по голове. Как только он доел из рук матери кашу, то мгновенно принялся клевать носом от усталости.
— Приляжь на солому к нашей ведьме, — прошептала мать. — Приляжь. она тебя защитит.
— А ты?
— А я здесь полежу, — с трудом прошептала женщина и медленно завалилась на бок. — Сил нет до соломы доползти.
Мальчишка умчался к Левитании и снова забрался к ней под руку. Женщина в это время начала водить пальцем и собирать крошки от хлеба и остатки размазанной по полу каши. Скрипя зубами от бессилия, она слизывала эти крошки языком, чтобы хоть как-то унять голод, но он только сильнее разгорался…
***
Вмурованная статуя в главном зале донжона взорвалась, обдав осколками шедших в караульную комнату солдат. Из тайного хода за статуей тут же выскочило пять темных фигур, устремившихся в караульное помещение.
Пока в комнате для охраны шел скоротечный бой, из прохода вышли Буран с Плевком на плече и Мак с Артом.
— Маги живут в доме правее, — коротко рыкнул Бурану в спину Мак и повернулся к темному паладину. — Готов?
— Готов, — кивнул тот и, выхватив меч, крутанулся на месте, очерчивая кончиком клинка ровный круг.
Мак тут же достал короткий клинок и, напитав его силой, стекающей черными каплями, начертил вокруг паладина четыре поисковые руны.
— Караулка чиста, — тут же принялся рассказывать паладин то, что сумел увидеть. — Маг на восточной башне, караулка для магов пуста… спальни магов…
— Оборотни?
— Уничтожены, — коротко ответил паладин и развеял заклинание. — Там четверо магов.
