— Так! — Надежда Гавриловна встала, — я хочу выпить за самого лучшего нашего одессита — Леонида, который нас всегда веселит, который спортсмен, музыкант и вообще галантный кавалер. Я хочу попросить его спеть легендарные одесские песни.
Компания зааплодировала и я, слегка пошатнувшись, пошел к сцене. Ресторанные музыканты отказывались дать мне микрофон, грозя вызвать администратора, но при виде «четвертака» — смягчились. Я объявил в микрофон, что эти песни исполняются специально для Надежды Гавриловны и спел несколько «коронных» песен:
…Ах, Одесса, жемчужина у моря.
Ах, Одесса, ты знала много горя.
Ах, Одесса, веселый южный край.
Ах, Одесса, живи и процветай…
…Есть у нас в районе Молдаванки
Улица известная, друзья.
Старенькие дворники
Подметают дворики,
Чтоб сияла улица моя.
Улица, улица, улица родная,
Мясоедовская милая моя...
Последнюю песню я пел на бис, под аплодисменты всего ресторана. Толпа не на шутку развеселилась. Возвращаясь назад к столику, я почувствовал, насколько поднялся мой авторитет среди посетителей ресторана. Многие мне кричали: «Молодец, одессит! Ура! Бис! А наших музыкантов гнать надо!» Я сел за столик.
— Ну ты, Лёха, молоток! Ты так хорошо и громко спел, что я все хорошо слышал! — сказал мне глуховатый Алик и показал жест «Класс!»
Наша компания, благодаря моему выступлению, оказалась в центре всеобщего внимания. Одни нас возлюбили, другие — возненавидели. Надежда Гавриловна закурила и предложила Лорине закурить. Лорина была некурящей девушкой и потому, закурив, сильно закашлялась. Сидевший рядом с ней, уже нетрезвый работник горкома, начал сильно хлопать ее по спине, видимо подумав, что она поперхнулась салатом. Я с удивлением посмотрел на графичики, которые уже были пусты. Да, подумал я, выпито немало. Вдруг Надежда Гавриловна встала и очень громко начала кричать в разные стороны: «Официант, шампанского! Официант, шампанского!» Подбежавшая измученная официантка стала объяснять, что шампанского нет, но Надежду Горилловну уже переклинило и она снова стала орать во весь голос, как изнывающая самка зовущая самца: «Шампанского сюда!» Гул в ресторане стоял сильный, но ее призыв был слышен всем. Да, прикинул я, вечер перестает быть томным.
Вдруг за столиком, стоявшим рядом, за которым сидели пять хмурых мужиков и один бритоголовый местный ковбой, кто-то крикнул: «Одесса, держи шампанское!» Бритоголовый, невеселый «мальчик» лет тридцати пяти, перекинул на наш стол бутылку, которую так жаждала Надежда Гавриловна. Бутылка приземлилась в остатки салата, который обрызгал всех нас. В ресторане воцарилось молчание. Все наблюдали за нами. Я, наполненный спиртным и гордостью за родной город, решил дать отпор абаканским «авторитетам». По-аристократически я встал, отряхнул остатки капусты с рубашки и брюк, взял «прилетевшую» бутылку шампанского, которая не разбилась, и подошел к столику, стоящему рядом. Держа в правой руке бутылку, я демонстративно застегнул верхнюю пуговицу на воротнике рубашки и как истинный граф, готовясь к началу дуэли, сдерживая себя, произнес:
— Господа, я хочу поблагодарить вас за столь весомый и летающий подарок, который вы так элегантно запустили в нас.
Я взял бутылку шампанского за горлышко и поднял ее над большим блюдом с винегретом.
— Дабы не оставаться в долгу, я решил вам вернуть ваш подарок в более приземленной форме, потому что у нас в Одессе говорят: шампанское, как и ракета, два раза летать не может. В доказательство этого, я утверждаю, что это шампанское больше никуда не улетит.
После этих слов я со всего маха «воткнул» бутылку в блюдо с винегретом, сопровождая это действие трехэтажным матом. К моему удивлению, удар был такой силы, что бутылка с грохотом разлетелась на куски, а у меня в руках осталось только одно горлышко. Винегретно-шампанская ударная волна накрыла всех сидящих ковбоев, кроме их бритоголового «босса». В ресторане воцарилась такая тишина, что был слышен полет назойливой мухи. Не прошло и десяти секунд, как «босс» ковбоев, видимо, пришел в себя и хотел привстать чтобы что-то ответить. Я подошел к нему, взял стоящий возле него бокал с красным вином и, приподняв его, вылил вино на гладковыбритую голову. После этого я демонстративно и с гордостью вынул осколок «подарочного» шампанского из ребра ладони и бросил его в пустой бокал. Придя в себя, я осмотрелся вокруг. Все посетители завороженно смотрели на меня. Я чувствовал себя на сцене огромного зала в роли дирижера большого симфонического оркестра, который только что сыграл коду, резко сняв последнюю ноту. Быстро присев за свой столик, я обмотал руку салфеткой. От принятого спиртного я не чувствовал никакой боли. Толпа все еще была в оцепенении. Я привстал и, как гордый белогвардейский офицер времен гражданской войны, крикнул музыкантам: «Господа, музыку!» Музыканты тут же заиграли что-то веселое. За нашим столиком продолжали молчать. Я бросил взгляд на столик напротив. Ковбои сидели как замороженные. Только лысина их «босса» была покрыта каплями красного вина. Я не был наивным человеком и был абсолютно уверен, что скорее всего банкет так просто не закончится. Ровно через секунду после моих размышлений в зале раздался душераздирающий крик какой-то пьяной женщины, сидящей недалеко от бритоголового «боса».
