Нэш поежилась от холода, все настойчивее напоминающего о позднем часе. Заметив это, Доминик поспешил усадить ее в машину и сам сел рядом, оставив открытым лишь ветровик со своей стороны. В машине было значительно теплее. Однако Нэш не перестала дрожать — теперь уже из опасений услышать правду об отношениях мужчины своей мечты и его нареченной…
Доминик тем временем продолжал:
— Наши родители в молодости очень дружили, у них была даже общая компания. Потом мои родители переехали в Мексику, так как отец был мексиканцем, и обосновались там. Отец имел бизнес, приносящий неплохой, а главное, стабильный доход. Мама не работала, растила меня… Родители Джины и мои постоянно переписывались, по возможности ездили друг к другу в гости. Надо сказать, что в детстве мы с Джиной не обращали друг на друга ни малейшего внимания. Даже старались разойтись по разным комнатам, если вдруг оставались наедине. Это и понятно: мальчик и девочка, неуклюжие подростки… Что у нас могло быть общего?
Отец Джины занялся нефтяным бизнесом, и вскоре их семья стала богатеть. Родители решили отправить дочь после колледжа в университет и убедили моих, что им следует поступить так же. Тогда отец мог себе позволить оплачивать мое обучение. Но вскоре случилось непоправимое…
Доминик замолчал, глядя перед собой, и Нэш увидела, как напряглись мускулы на его лице. Немного помедлив, он заговорил снова.
— После второго курса я поехал на каникулы в Мексику. Все было чудесно. С отцом мы ходили в горы, а мама ждала нас дома, готовила острые мясные блюда — отец не мог без них жить. Лето тогда выдалось на редкость жарким и сухим, то и дело вспыхивали пожары. Повсюду набирали добровольцев для тушения огня. Поскольку бизнес отца был связан с земледелием, он одним из первых записался в пожарные… Мама в тот день умоляла его не выходить из дому, словно чувствовала беду. Но отец остался непреклонен: борьбу с пожарами он считал своим долгом… Домой он не вернулся, погиб ужасной, мучительной смертью… Мама после этой трагедии слегла и вскоре умерла от сердечного приступа.
Я пропустил год учебы. Честно говоря, я не собирался возвращаться в университет: мне надо было зарабатывать на жизнь. А о том, чтобы платить за обучение, не могло идти и речи. Но отец Джины в память о былой дружбе просил не бросать Гарвард, приводил «железные» аргументы в пользу учебы.
«Подумай сам, — говорил он мне, — что ты сможешь сделать сейчас? В лучшем случае, откроешь захудалый магазинчик где-нибудь на окраине Мехико и через год-другой разоришься. В худшем — свяжешься с мафией… Но если примешь мою бескорыстную помощь и продолжишь учебу в университете, у тебя появится шанс стать неплохим адвокатом. И тогда ты сможешь обеспечивать и себя, и свою будущую семью».
Время показало, что он был прав. Я послушался совета, вернулся в Гарвард и смирился с тем, что отныне он оплачивал мое образование. Я все чаще стал бывать у них в гостях, все больше времени проводить вместе с Джиной. Да и как могло быть иначе? Я знал, что нравлюсь ей, но ответить взаимностью не мог. Джина, несомненно, достойная девушка. Воспитанная, начитанная, внимательная, такая правильная, что порой кажется, будто ей следует жить не в наше время. Ее совершенно не интересуют все эти дамские штучки, которые сводят с ума ее подруг. Она не читает глянцевых журналов, не гонится за модой, не падает в обморок при виде клипа поп-звезды… Мне было с ней интересно, но лишь как с другом.
Я заводил романы с другими девушками, но все они заканчивались ничем. И я вновь и вновь оказывался рядом с Джиной, которая все понимала, жалела меня, подбадривала, наставляла на путь истинный… Кроме того, я был обязан ее отцу буквально всем в жизни — успехом, карьерой, связями, собственным делом… И Джина это прекрасно понимала.
Однажды, когда мой очередной роман закончился, я спасался от депрессии тем, что сидел у себя дома с бутылкой виски в обнимку и оплакивал несложившуюся личную жизнь. И тут в дверях квартиры появился ангел в белых одеждах. Этим ангелом оказалась Джина. Она потащила меня в ванную, привела в чувства, потом уложила в постель и всю ночь не отходила от меня ни на шаг. А утром, когда я с трудом продрал глаза, принесла мне крепкого кофе. Я был сражен ее заботой и не мог ответить ей черной неблагодарностью.
