Валька держала мороженое аккуратно, двумя пальцами. Но так, чтобы я сразу увидел белое металлическое колечко с синим гранёным камушком. Естественно, я к ней подошёл, хотел протянуть руку, но, поняв двусмысленность жеста, спрятал её за спину и покраснел.
– Что, хочешь мороженое? – ехидно спросила она.
– Не хочу, – отозвался я. – Слопал уже две порции, пока тебя дожидался. Пошли, что ли? Скоро первый звонок, в зал уже запускают.
– Пойду, если скажешь, зачем ты меня пригласил.
Вот дура! Хотела загнать в тупик старого ловеласа! Я мог бы повесить ей на уши четыре тонны лапши, но, подумав, решил отпускать только скрытые комплименты. Целомудренность отношений превыше всего.
– Зачем пригласил? – переспросил я и сделал пристрелочный выстрел: – А затем, чтобы ты хоть что-нибудь сделала для меня. Хотя бы пришла.
Валька прожевала вместе с пломбиром услышанное, проглотила и то и другое и опять задала вопрос:
– Почему ты сказал, что я на артистку похожа?
– А на кого же ещё?! – тупо посмотрел я на неё и даже пожал плечами, всем своим видом говоря: «Дура, что ли?! Не сечёшь?»
Филониха промолчала. И я понял: зачтено.
– И что же во мне такого артистического? – жалобно спросила она.
– Потом расскажу. – Я схватил её за руку и потащил в фойе: – Пошли, а то опоздаем!
Мы пробирались к своим местам в полностью заполненном зале. Приходилось протискиваться в узком пространстве между людскими коленями и спинками предыдущего ряда, поминутно бормоча «Извините!».
Услышав шевеление за спиной, дурочка Рая встала, окинула зал внимательным взглядом и сказала:
– Встаньте, падлы! Королева идёт!
«Это было, наверное, самое-самое, что запомнится Вальке надолго, может, на всю жизнь, – думал я, осторожно посматривая на её силуэт. – Фильм можно пересмотреть, оживить в душе былые эмоции. Но не будет уже сотен людских взглядов, направленных на тебя».
Нет, «Неуловимые» ей точно понравились. Во всяком случае, Валька смеялась искренне и раскованно. Я тоже постепенно увлёкся, вжился в сюжет. Всё вроде бы знаю, даже судьбы артистов. А вот атмосфера зала порождала какую-то новизну восприятия, держала меня в кулаке до самого последнего титра. Общее «Ах!» отдавалось в душе, как своё собственное. Настоящие фильмы не умирают. Их смотрят поколениями.
Час пролетел незаметно. Нас подхватила людская волна и вынесла из кинотеатра. Я цепко держал «королеву» за руку, чтобы не потерять. Мы перебрались на другую сторону улицы, где Валька опять стала приставать со своими глупостями:
– Так что же во мне артистического?
Кому что, а барыне – зонтик!
– Глаза, – сказал я, – твои глаза. Ты можешь молчать, они всё за тебя скажут. В театральном училище такому не учат. Это природное. Оно или есть, или нет. А ещё губы. Целовал бы такие всю жизнь, да пока не умею.
Уже и не помню, когда я в последний раз так вдохновенно врал.
– Да?! – неизвестно чему удивилась моя королева. – И что же мои глаза тебе сейчас говорят?
– Они сожалеют, – подумав, ответил я, – что только один пацан обратил на них внимание. Да и тот маленький и невзрачный, но ты…
– Ой! Мой автобус! – неожиданно всполошилась Валюха.
Я замолчал, сбитый с мысли, а она чмокнула меня в щёку и упорхнула к остановке. Вот не поймёшь этих баб!
Гнаться за ней я, понятное дело, не стал. Не стариковское это дело, да и ноги не шли. Щёки горели. Что интересно – обе. Люди обтекали меня с обеих сторон, толкали локтями, а я ничего не чувствовал. Стоял, как стамуха в судоходном ледовом канале, и улыбался. Ох, чёрт побери, как хотелось тряхнуть стариной!
Я нёс её поцелуй до самого дома. Обратный путь пролегал по «вражеской» территории. Но никто из пацанов не остановил, не сказал «дай двадцать копеек», не потребовал закурить, чтобы потом набить морду. Можно сказать, и тут повезло.
* * *
Дед уже закончил пропаривать веники, выставил их сушиться – вдоль забора, на ручки метёлками вверх. Хорошо, у нас только одни соседи и те родственники. А вот Ивану Прокопьевичу в этом плане не повезло. Его участок граничил забором с домовладением Пимовны. И этим всё сказано.
Есть такая примета в кубанских станицах: если веник поставить у двери метёлкой вверх, то ни одна ведьма в дом не войдёт. А если она уже находится в доме, то ни за что не выйдет. Вот тут-то можно смело брать её за хипок
