Екатерину Пимовну эти девчата знали. Разговаривали с ней подчёркнуто уважительно, называли только по имени-отчеству. Зато оторвались на мне: защекотали, затормошили, ещё и чмокнули в щёку. Лица вроде знакомые, голоса, жесты. Одну из них я точно где-то встречал в той или этой жизни. А сейчас поди угадай!
И так меня это заело, что ни о чём другом думать не мог. Когда они спрыгнули на ходу, поинтересовался у бабушки Кати: кто, мол, такие? Она мне фамилию девичью назвала, а толку-то в том? Судя по обручальным кольцам, обе они уже замужем.
За мостом кони повернули направо. Играя мышцами, зашагали по бездорожью, отмахиваясь хвостами от надоедливых мух. Берег здесь был извилистым и крутым. На горизонте виднелось облако пара, поднимавшееся над источником с горячей водой. Дальше, за узкой излучиной, начинались сады плодосовхоза «Предгорье».
Будучи пацанами, мы часто ходили сюда купаться. А в обеденный перерыв, когда сторожа уходят в столовую, слегка «обносили» пару сливовых деревьев. Плоды были крупными, но ещё недозрелыми. От них набивалась оскомина, вязало во рту, резало в животе. Чтобы прогнать эти неприятные ощущения, мы шли к роднику с кислой холодной водой, притаившемуся у подножия берега. В нём плавали мелкие лягушки, но нас это не останавливало. Пили по очереди и не могли напиться.
Это место стало для меня зримым воплощением фразы «тоска по Родине». Скитаясь по морям-океанам, мысленно возвращался к неприметному роднику с его лягушатами. Приезжая домой в отпуск, вытаскивал сюда Витьку Григорьева попьянствовать на природе. «Стакан саданул – и домой» здесь не прокатывало. Пил до победного, пока не придёт такси. Пешочком-то ноги собьёшь…
– Набрал бы ты, Сашка, водички в дорогу, – сказала бабушка Катя, доставая из-под сиденья алюминиевый пятилитровый бидон и кружку. – Ох и жарко сегодня будет!
Она ослабила вожжи и тоже вылезла из телеги. Мохнатые губы коней осторожно потянулись к траве.
На чистом песчаном дне пузырятся ключи. Играют на солнце. Нет здесь ни водорослей, ни бородатого мха. Даже трава не растёт по окружности, в радиусе полутора метров. Вода тонкой струйкой стремится из этой хрустальной чаши в русло реки, смешиваясь с мутным потоком. Как детство моё во взрослую жизнь.
– Долго ты там, копуша?
Чтобы не потревожить первозданное волшебство, осторожно вычёрпываю три полных кружки. Ручеёк иссякает. Жду, пока чаша наполнится. Одуряюще пахнет полынь. Её очень много по берегам, больше, чем в наше время амброзии.
К моему возвращению Екатерина Пимовна расстелила попону, разложила на ней традиционную кубанскую снедь: молоко, сало, варёные яйца, хлеб и солёные огурцы.
– Садись, помощник, позавтракаем. И кони заодно отдохнут, травки пощиплют. Им ведь сейчас всё в гору идти. Водички попил?
– Ещё не успел.
– Зря, Сашка! Ты эту воду хоть через силу, но пей. Она для тебя полезней иного лекарства. Всегда приезжай к роднику на велосипеде и домой набирай.
– Ага, – не поверил я, – настолько полезная, что даже трава вокруг не растет.
– Потому и не растет, что в ней серебра много. Это вода святая, – пояснила мне Пимовна таким убедительным тоном, что я сразу подспудно поверил.
Вот тебе и деревенщина необразованная!
– Бабушка Катя, откуда вы всё это знаете, без экспертизы в научной лаборатории? – отбросив условности, прямо спросил я. – Я не о воде, а вообще. Какую траву, где и когда срывать? Сушить её на солнце или настаивать на спирту? Как из неё приготовить лекарство? Книжка, наверное, специальная есть или кто научил?
– Вот делать мне нечего, – рассмеялась она, – только сидеть целый день да умные книжки читать. Этому Сашка не учат. Оно приходит само, как твои вещие сны. Видишь, Каурый потянулся за конским щавелем, а от клевера морду воротит? Щавель невкусный, горький, но именно он сейчас ему нужен. Кто его этому научил? Почему кошка с собакой, когда заболеют, ищут по запаху нужную им траву? Книг начитались? Ты будешь смеяться, но я тебе так скажу: всё живое понимается изнутри. Для того, чтобы узнать характер ромашки, надо ею побыть. Вот тогда и поймёшь душой, с какими словами к растению подступиться, чтобы оно помогло. – По-моему, баба Катя сболтнула что-то лишнее. Как-то вдруг запричитала, засуетилась: – Всё, Сашка, всё! Ехать пора. Эдак мы и до ночи никуда не успеем!
