— Ну конечно.
Доктор Грэхем достал стопку брошюрок, отпечатанных на машинке, и Алджир принялся их изучать. Проявленный им интерес отвлек Грэхема от опасной темы, связанной с Нореной.
Наконец в дверь постучали. Грэхем открыл ее со словами:
— Входи, Норена. Мистер Теббел здесь.
Девушка вошла и неловко остановилась посреди кабинета. На ней была серая плиссированная юбка, белая блузка, маленькая черная шляпка и черные туфли. Через руку был переброшен жакет в тон к юбке. Она выглядела такой, какой была: примерной ученицей в выходном наряде.
Грэхем понял, что она плакала. Ее глаза за стеклами очков покраснели и опухли от слез. Девушка была очень бледна, но держала себя в руках и даже слегка улыбнулась, когда Алджир направился к ней, дружески, но сдержанно улыбаясь.
— Мы не были прежде знакомы, Норена, — сказал он, протягивая руку. — Последнее время я вел дела твоей мамы. Она часто рассказывала мне о тебе. Жаль, что мы встретились при столь печальных обстоятельствах.
— Да, мистер Теббел, — проговорила Норена и отвела взгляд, чтобы не расплакаться.
Алджир повернулся к Грэхему:
— Ну, мы поехали. Я позвоню вам, как только будут новости. — И добавил, обращаясь к Норене: — Машина у дверей. Можешь садиться.
Грэхем взял девушку за руку:
— До свидания, Норена. Не волнуйся, все будет хорошо. Обязательно.
— До свидания, доктор, и спасибо… — Она быстро отвернулась и вышла из кабинета.
— Ее багаж готов? — спросил Алджир. — Вряд ли она вернется. Ведь это ее последний семестр, не так ли?
— Да, это ее последний семестр. Она берет с собой только дорожную сумку. Остальные вещи я отошлю домой.
— Отлично. Ну, я поехал. Будем надеяться на лучшее.
Мужчины пожали друг другу руки, и Алджир, поспешно спустившись по лестнице, сел за руль «бьюика». Норена уже ждала его в машине на переднем сиденье.
Когда по длинной подъездной аллее они выехали на главную улицу, Алджир заставил себя сдержаться и поборол желание выжать педаль газа до упора. Он отлично понимал, что авария или нарушение дорожных правил в пределах Большого Майами может провалить сулившую огромные деньги и самую дерзкую из когда-либо осуществленных им афер.
«Бьюик» полз в плотном потоке грузовиков, направлявшихся во Флорида-Кис, когда Норена вдруг нерешительно спросила:
— Мистер Теббел, а жизнь мамы действительно в опасности?
— Она очень плоха, Норена. Но ты должна крепиться. В данный момент мы с тобой ничем не можем ей помочь.
— Ее сбила машина, да?
— Да. Она сошла с тротуара, а водитель не сумел вовремя затормозить.
— Она… она была пьяна?
Алджир весь внутренне напрягся. Он мельком взглянул на сидевшую рядом девушку с бледным, застывшим лицом, уставившуюся в переднее стекло.
— Пьяная? Что ты хочешь этим сказать? Разве можно так говорить о своей маме, Норена!
— Мамочка для меня значит больше, чем любой другой человек на свете, — ответила девушка с такой страстью, что Алджир содрогнулся. — Я понимаю ее. Я знаю, через что ей пришлось пройти. Она делала для меня все, что могла. Она пожертвовала собой ради меня. И я знаю, что она пьет. Так она была пьяная?
Алджир беспокойно заерзал.
— Нет, — наконец ответил он. — Послушай, Норена, мне нужно подумать. Я работаю над одним делом. Сиди тихо, ладно? И не волнуйся. Я доставлю тебя к маме, как можно быстрее… Хорошо?
— Хорошо. Простите, что помешала вам.
Алджиру стало не по себе. Его сильные загорелые руки крепко сжали руль. Он не желал знать эту девчонку. Он хотел остаться для нее совершенно посторонним человеком, каким был для него Джонни Уильямс. Войти в спальню Уильямса и выстрелить ему в сердце пять раз оказалось достаточно просто, потому что Алджир не знал этого парня и стрелял как в набитое соломой чучело. Если же он позволит девчонке наладить с ним душевный контакт, как он сможет заставить себя убить ее? Даже несколько слов, только что сказанных ею, вывели его из равновесия: на лице выступил холодный пот, а внутри росло отвратительное чувство страха.
Наконец он выехал по кишащему машинами шоссе из Майами и свернул на широкую магистраль 4А. Подавшись вперед и сосредоточившись только на дороге, Алджир нажал на акселератор.
