Я лежала без движения, глубоко дыша, думала о нем, вспоминала разные разности, всякие пустяки. Восемь лет, как мы развелись, и за последние три года я не очень часть виделась с ним. Но до этого в течение двадцати одного года он был очень важной и неотъемлемой частью моей жизни. Двадцать один год! Для меня это число счастливое. Мне был двадцать один год, когда Себастьян стал моим любовником.
И вот я вижу его так ясно. Я вижу его в точности таким, каким он был тогда. В 1979 году. Мне — двадцать один год. Ему — сорок один. На двадцать лет старше меня: но он никогда не выглядел на свой возраст.
Закрыв глаза, я представила себе, как он входит в библиотеку. Это было ночью, после дня моего рождения. По этому поводу Себастьян устроил фантастический вечер у себя на ферме Лорел Крик, соорудив в саду два шатра, убранных цветами. Угощение было самое изысканное, вино превосходное, великолепный оркестр, ради такого случая выписанный из Манхэттена. Это был прекрасный праздник, пока Люциана все не испортила. К концу вечера она повела себя по отношению ко мне так отвратительно, что я была поражена, выбита из колеи и испугана мерзкими, злыми словами, которые она мне наговорила. Ошеломленная, оскорбленная, я убежала. Я вернулась в Риджхилл.
* * *
Подъехала машина, шурша шинами по гравию. Громко хлопнула дверца.
Через мгновение Себастьян ворвался в библиотеку, напряженный и бледный.
Чувствуя себя совершенно одинокой, я стояла у французской двери, ведущей в сад. У меня в руке скомканный носовой платок: слезы вот‑вот снова хлынут из глаз.
Я никогда прежде не видела его таким: присмотревшись внимательней, я поняла, что он в полной ярости.
Он тоже всматривался в меня: его глаза казались кусочками синего льда на искаженном лице.
— Почему ты убежала, Вив, как испуганный жеребенок? — спросил он сурово. Потом пересек комнату несколькими большими шагами и остановился передо мной, глядя на меня сверху вниз.
Я молчала.
— Так почему же? — снова спросил он.
— Я не могу тебе сказать.
— Ты можешь сказать мне все, и ты это знаешь! Ты с самого детства всегда и все рассказывала мне. — Он был по‑прежнему в ярости, но сдерживался.
— Не могу, и все тут. Об этом — не могу.
— Но почему?
Я все так же тупо смотрела на него. Потом затрясла головой.
— Не могу!
— Послушай. — голос его стал мягче. — Мы всегда были добрыми друзьями, ты и я. Настоящими друзьями‑приятелями. Вивьен, прошу тебя, скажи мне что случилось, что заставило тебя убежать?
Я не ответила, и он быстро продолжил:
— Это Люциана, да? Она обидела тебя.
Я кивнула, но продолжала молчать.
— Она оскорбила тебя… она сказала что‑то… что‑то презрительно, да?
— Как ты догадался?
— Просто я хорошо знаю свою дочь, — воскликнул он. — Что именно она сказала?
— Себастьян, я не могу. Я не доносчица.
Он какое‑то время испытующе смотрел на меня, потом кивнул сам себе.
— Честность — качество врожденное, особенно у тебя. Видишь ли, Вивьен, ты самый благородный человек из тех, кого я знаю, и хотя я понимаю твое нежелание ябедничать, я все же уверен, что ты должна рассказать мне все. В конце концов, это совершенно особенный вечер для нас обоих. Для меня было очень важно устроить тебе праздник, и я очень удивился, когда ты убежала, да еще в таком расстройстве. Ради Бога, скажи мне, что произошло.
Он был прав, конечно прав. Набрав побольше воздуху, я ринулась вперед.
— Она сказала, что усложняю тебе жизнь. Мешаю тебе. Что ты хотел бы избавиться от меня. Она сказала, что ты недоволен тем, что тебе приходится опекать меня, и тем, что тебе приходится платить за мое обучение в Веннесли. note 4 Она сказала, я живу за счет благотворительности, что я — никто, всего‑навсего отродье одной из твоих… — я запнулась и замолчала, не смогла продолжить и с трудом сглотнула.
— Давай дальше, — приказал он довольно грубо.
— Люциана… Она сказала, что я — всего‑навсего отродье… одной из твоих шлюх, — прошептала я.
Он гневно сжал губы, и я ждала, что он вот‑вот взорвется.
Но он не взорвался. Он только обескураженно покачал головой и проговорил напряженным голосом:
— Она лгунья, моя дочь. Иногда я думаю, Вивьен, что она самая умная лгунья из всех лжецов, которых я встречал. Она лжет искусней, чем Сирес, а это о чем‑то да говорит. Но нередко она врет безрассудно и не слишком умно. ВОт как сегодня. Да, Люциана не слишком умна.
