— Раз упадет, так не все ли равно, по воле или без воли господней.
Старуха Урсула раскрыла рот, но ничего не сказала; так ужаснули ее эти слова. Когда она обрела наконец дар речи, то закричала с гневом:
— Пошел вон отсюда, щенок, пока тебя не погнали палкой.
Я замер от страха. Я знал, что Сатана, со своими взглядами на человеческий род, может, не моргнув даже глазом, убить Урсулу и потом объяснить, что таких старух и без нее сколько угодно. Предупредить Урсулу я тоже не мог, слова не сходили у меня с языка. Ничего страшного, однако, не произошло. Сатана остался спокойным — спокойным и безразличным. Я думаю, что Урсула не в силах была его оскорбить по той же причине, по какой навозный жук не в силах оскорбить короля. Прикрикнув на Сатану, старуха вскочила на ноги с живостью молодой девушки — уже много лет она не чувствовала себя такой сильной. Это было влияние Сатаны. Он вливал силу в слабого и бодрость в немощного. Действие этой силы почувствовал даже тощий котенок; он спрыгнул на землю и погнался за сухим листком. Урсула была поражена. Позабыв про свой гнев, она глядела теперь на котенка и в удивлении покачивала головой.
— Что с ним случилось? — спросила она. — Он был ведь такой слабенький, еле ходил.
— Мне кажется, что вам не приходилось иметь дела с кошками этой породы, — сказал Сатана.
Урсула не собиралась любезничать с неизвестно откуда взявшимся дерзким насмешником. Она сердито поглядела на него и сказала:
— Не знаю, откуда вы пожаловали сюда и зачем вы ко мне привязываетесь. Не беритесь судить, с чем я имела дело и с чем не имела.
— Хорошо, а встречались ли вам котята, у которых сосочки на языке глядят не назад, а вперед?
— Нет, да и вам тоже!
— А ну-ка, троньте язычок у котенка.
Урсула стала очень проворной, но котенок был еще поворотливее ее, так что она не сумела его поймать. Сатана сказал:
— Позовите его по имени. Может быть, он тогда подойдет.
Урсула стала кликать котенка то так, то эдак, но он не слушался.
— А ну, позовите его: «Агнесса». Попробуйте.
Котенок откликнулся на имя «Агнесса» и подбежал к старухе.
Урсула потрогала ему язычок.
— А верно, — сказала она. — Провалиться мне на этом месте! Никогда не встречала таких кошек. Уж не ваша ли это кошка?
— Нет.
— А откуда вы знаете, как ее звать?
— Всех кошек этой породы зовут Агнессами, на другое имя они просто не откликаются.
На Урсулу это произвело впечатление.
— Странное дело, — сказала она.
Потом на ее лице мелькнула тревога; в ней проснулось суеверное чувство. Хоть и с видимой неохотой, она опустила котенка на землю и сказала:
— Пожалуй, пусть лучше идет. Я не боюсь, разумеется… чего тут бояться… но священник нам говорил… и люди тоже рассказывали… приходилось не раз слышать… да и котеночек вроде окреп и сумеет теперь сам о себе позаботиться.
Повздыхав, старуха пошла было прочь, потом тихо сказала:
— Славный такой котеночек, и нам было бы веселее. А то дома так одиноко и грустно в эти тревожные дни… Мисс Маргет все время горюет, совсем в тень превратилась, а хозяин в тюрьме…
— Жаль бросать такого котенка, — сказал Сатана.
Урсула живо оборотилась, словно надеясь получить у него поддержку.
— Почему вы так думаете? — спросила она грустно.
— Кошки этой породы приносят удачу.
— Правда? Приносят удачу? Откуда вы знаете? И как приносят они удачу?
— Не берусь сказать вам, как именно, но они приносят Доход.
Урсула была разочарована.
— Доход? От кошки? Не верится! Да и не в нашей деревне! Здесь кошку не купят, задаром и то не возьмут.
Урсула уже повернулась, чтобы идти домой.
— Зачем же ее продавать? Оставьте себе. Кошек этой породы зовут Кошками, Приносящими Счастье. Владелец такой кошки каждое утро находит в кармане четыре серебряных зильбергроша.
Я видел, как старуха вспыхнула от негодования. Это уж слишком: мальчишка над ней насмехается. Засунув руки в карманы, она расправила плечи, чтобы по-свойски его отчитать. Сейчас она ему скажет! Урсула раскрыла рот и уже начала свою гневную речь, как вдруг замолчала. Досада в ее лице уступила место растерянности, удивлению, испугу. Медленно вытащив обе руки из карманов, она разжала свои кулаки и уставилась на ладони. На одной лежала монета, которую она утром получила от нас, на другой — четыре серебряных зильбергроша. Она продолжала глядеть на монеты, ожидая, что они, быть может, исчезнут. Но потом сказала с жаром:
