О том, что пока ничего серьезного у спецслужб не получалось, Заварзин умолчал. Было несколько удачных перемещений из будущего в прошлое и обратно. Попытки попасть в грядущее не увенчались успехом. Плюс ко всему не каждый человек обладал возможностью путешествию во времени. Щукин был одним из немногих, кто обладал этим даром.
— Вы отправитесь в прошлое, Семен Федорович, не менять историю. Осаду монастыря и расстрел монахов не предотвратить. Забрать же сокровища из-под самого носа ОГПУ и припрятать в другом месте не так и опасно. Я имею в виду для истории. Ведь сокровища выпали из нее волей случай с того самого момента, как был захвачен монастырь. О них говорили, знали, но никто их не видел и не держал в руках. На ход истории ни косвенно, ни тем паче напрямую они не влияли. Главное, когда вы будете в прошлом, не участвовать в активных действиях, способных на что-то повлиять.
— Это я понимаю. Но, посудите сами, Гена, я могу, например, взять сокровища себе и скрыться в любом из времен…
— Вы, это не сделаете. Так как у меня есть гарантия, что вернетесь. Семья. Кроме того, есть еще одна причина, о которой я хотел бы пока умолчать.
— Что за причина? — спросил Щукин.
— Э, нет. Об этой причине я вам скажу, когда вы вернетесь.
Семен Федорович лишь хмыкнул носом и насупился. Раз не хочет говорить, решил он, — не надо. Во всем остальном же Заварзин был прав. Бывший вор вздохнул и посмотрел в окно. Там на улице в окружении ребятни бегал его внучек Ленька. Хулиганистый, что даже не понять то ли он в него такой пошел, то ли в Геннадия.
Внук единственный, любимый. Ради него в любую авантюру влезешь.
— Мне же хочется вернуть драгоценности церкви, — продолжал его зять, — или вы думаете, что я — майор ФСБ, преследую корыстные цели?
— Конечно же, — возмутился бывший вор, — я бы мог так подумать. — Тут Семен Федорович прикинулся наивным, делая вид, что верит в слова зятя, — на твое счастье, что я тебя знаю, Геннадии, как самого себя. Ты не отличаешься корыстью, иначе давно бы завяз в коррупции. Да и ты, как мне память не изменяет, — тут Щукин улыбнулся, — человек чести. Ты уж скорее с себя последнюю рубашку снимешь, чем что-то возьмешь. Эх, было бы больше таких служителей фемиды как ты, — тут бывший вор вздохнул, — мир был бы совсем другим. Ты меня, так, скажем — спас. Из омута вытянул.
Последнее Семен Федорович сказал, скорее всего, чтобы польстить родственнику. Если не единственная дочь — в гробу он его видел бы.
Несколько лет назад, еще до знакомства с будущим зятем, был Семен Федорович — профессиональным вором. Его — так ни разу бы и не взяли, если бы не обыкновенная случайность.
Надо было угораздить. Елена, его родная дочь, она тогда институт заканчивала, (будь оно не ладное) влюбилась. Голову от страсти потеряла. Молодого человека звали — Гена Заварзин. Был он на пару лет старше его дочери, и считался женихом перспективным. Семену Федоровичу он не приглянулся, но после уговоров единственного чада, согласие дал. Эх, знал бы тогда, чем обернется — подумал. Заварзин, во-первых, был потомственный чекист, а во-вторых, почему-то именно он занимался его делом. Однажды, будучи в гостях у Щукина, Заварзин приметил у того одну антикварную вещичку. Находилась она в розыске. Долго тогда Геннадий не мог вспомнить, где ее уже видел. Озарение пришло ночью. На следующий день перелистал дело, что вел.
Вот и тогда сидели они (точно также на кухне малометражной квартиры) и разговаривали. Хотя, правильнее сказать, Геннадий отчитывал Щукина, как ребенка. Семен Федорович слушал, кивал. А в голове только одна мысль — бежать. Да, вот только какой смысл. От себя не убежишь. Неожиданно для Заварзина, Щукин не выдержал и заплакал. Взрослый мужик — и ревел. Семен Федорович вдруг подумал о дочке. Как же она в глаза людей будет смотреть? От них не утаить, что ее отец — вор.
— Об этом раньше нужно было думать, — проговорил Геннадий, — помните ведь пословицу: "Сколько веревочке не виться, а конец будет".
Щукин кивнул.
— Может мне с повинной прийти. Или уехать куда? Ведь узнают в ФСБ, что твой тесть вор — выгонят из органов.
