Карандаш выпал у меня из рук. Эта женщина у колодца, с лицом, искаженным от ужаса, судорожно хватавшаяся за руку убийцы, внушала мне страх. Я не решался на нее смотреть. Лица человека, душившего ее, я не видел и потому не мог закончить картину. «Я устал, — вытирая пот с лица, сказал я себе, — мне осталось только лицо. Закончу его завтра, это пустяки». Взволнованный случившимся, я бросился на кровать и через пять минут уже спал крепким сном.
На следующий день я встал рано и, быстро одевшись, уже хотел было приступить к работе, закончить вчерашний рисунок, как в дверь постучали.
— Войдите! — отозвался я.
Дверь отворилась, и на пороге показался высокий худощавый старик, весь в черном. Его лицо, с близко посаженными глазами, большим орлиным носом и широким костлявым лбом имело строгий вид. Он с важностью поклонился.
— Господин Христиан Вениус, художник? — спросил он.
— Да, это я.
— Барон Фридрих Ван-Шпрекдаль, — представился он и снова поклонился.
Появление в моей жалкой конуре богатого любителя картин Ван-Шпрекдаля, судьи уголовного трибунала, произвело на меня сильное впечатление. Невольно окинув взглядом жалкую обстановку и грязный пол, я испытал страшное унижение от такой запущенности. Но Ван-Шпрекдаль, по-видимому, не обращал внимания на такие мелочи и, усевшись за моим маленьким столом, произнес:
— Господин Вениус, я пришел…
Но в следующий миг его взор остановился на моем неоконченном эскизе, и он не договорил начатой фразы. Я сидел на постели и, заметив неожиданное внимание высокого посетителя к одному из своих произведений, почувствовал, как забилось мое сердце от какой-то смутной тревоги.
Минуту спустя Ван-Шпрекдаль поднял голову и, пристально на меня посмотрев, спросил:
— Вы нарисовали этот эскиз?
— Да.
— Какова его стоимость?
— Я не продаю эскизов. Это набросок картины.
— А-а, — протянул он, приподнимая бумагу кончиками длинных желтых пальцев.
Вынув из кармана жилета увеличительное стекло, он стал молча разглядывать рисунок. Косые солнечные лучи освещали мансарду. Ван-Шпрекдаль не говорил ни слова. Его большой нос загибался крючком, широкие брови были нахмурены, а на подбородке, поднимавшемся кверху, появилось множество мелких морщинок. Глубокая тишина нарушалась только жалобным жужжанием мухи, попавшей в сети паука.
— Каковы будут размеры картины? — спросил он наконец, не глядя на меня.
— Три фута и четыре дюйма.
— Цена?
— Пятьдесят дукатов.
Ван-Шпрекдаль положил рисунок на стол, вытащил из кармана продолговатый шелковый кошелек, напоминавший по форме грушу, и стал отсчитывать монеты.
— Пятьдесят дукатов! — сказал он. — Вот они.
У меня помутилось в глазах. Барон встал, поклонился и вышел. Все произошло так быстро, что я уже слышал, как на лестнице отдается стук его большой трости с набалдашником из слоновой кости — сначала громкий, а потом все более тихий. Тогда только я пришел в себя и, вспомнив, что даже не поблагодарил его, опрометью кинулся на лестницу. Быстро преодолев ступени всех пяти этажей, я выбежал на улицу и стал озираться по сторонам, но там никого не оказалось.
«Странно!» — подумал я, еще не восстановив дыхание после ускоренного бега, и стал медленно подниматься к себе.
Необычайное появление Ван-Шпрекдаля и последовавший затем эпизод несказанно обрадовали меня. «Еще вчера, — говорил я себе, созерцая груду переливавшихся на солнце дукатов, — из-за нескольких презренных флоринов я думал перерезать себе горло, а сегодня нежданно-негаданно на меня валится богатство. Хорошо, что вчера я не раскрыл бритву, и если когда-нибудь я опять захочу покончить с собой, то постараюсь отложить дело до следующего дня». После таких рассуждений я снова взял в руки карандаш и принялся за эскиз.
«Три-четыре штриха, — думалось мне, — и дело в шляпе». Но тут меня ожидало страшное разочарование. Эти четыре штриха никак мне не давались, вдохновение меня покинуло, и недостающая таинственная личность никак не могла принять определенных очертаний. Все мои старания были тщетны. Я переделывал ее и так и эдак, но она совсем не подходила к общему настроению картины. От усиленной работы пот выступил у меня на лбу, и как раз в эту минуту Рап отворил мою дверь, как обычно, даже не спросив, можно ли войти. Его взгляд устремился на груду золота, и он визгливым голосом прокричал:
