И только какой-то одинокий жаворонок журчал в небе свой привет весне. Вероятно, ему посчастливилось утром найти где-то зёрнышек, и он один пел за всех птиц.
На берегу разлива стоял человек с ружьём. Я подъехал к нему. Это был егерь охотничьего хозяйства Лукич. Мы поздоровались,
— Беда-то какая! — сказал Лукич. — Вот ты учёный человек, что присоветуешь?
Я пожал плечами.
Около самых наших ног, быстро семеня ножками, бегала маленькая варакушка с ярко-синим горлышком. Подняв хвостик торчком, она искала насекомых в следах коня, которые чернели по лугу вывороченными на снег комочками грязи.
— Собака тут бесхозная пробежала, ястри её, — помолчав, сказал Лукич, указывая на следы, — вот зла-то наделает, страсть сколько. Может, ты верхом скорей догонишь?
Собаки без хозяина подлежат уничтожению, и я уступил своего коня. Лукич, как юноша, вскочил в седло и с места в карьер помчался в кусты по собачьим следам.
На обратном пути в город множество полевых, хохлатых и малых жаворонков сидели на шоссе. На середине его снег после полудня растаял, и лёгкий пар уносился в сторону слабым ветерком. Шоссе привлекало жаворонков освобождённой от снега серединой. Но машины то и дело вспугивали голодных птичек, и не успевшие вовремя взлететь погибали под колёсами.
Я вернулся домой с тяжёлым чувством от своего бессилия: помочь чем-либо птицам было невозможно. Сильное похолодание в разгар весны погубило много пернатых. Но холода весной не бывают продолжительными. Сильное потепление началось в тот же вечер…
Хорошо провести за городом морозный зимний день. Лицо раскраснеется, горит, рукавицы давно в карманах, воротник расстёгнут. А ноги к концу дня гудят.
А потом как легко идти домой без лыж по накатанной санной дороге. Ноги так сами собой и переступают. Но скоро лыжи делаются всё тяжелее и тяжелее. Их то и дело перемещаешь с одного плеча на другое.
Из леса дорога вышла к полотну железной дороги и потянулась вдоль него. Совсем недалеко дымит Иркутск, скрытый в чёрном угольном облаке.
Так я шёл вдоль железной дороги, думая о разном, и вдруг остановился: от полотна поперёк санной дороги протянулась по снегу тропинка, протоптанная крошечными птичьими лапками. Это было настолько удивительно, что я сейчас же свернул по тропе, чтобы узнать, какая это пешая птичка наследила здесь.
Вправо, около полотна железной дороги, тропинка рассыпалась веером мелких следов. Они исчезли на свободном от снега полотне дороги. Значит, пешая птичка прибегает сюда кормиться, а сама ночует в другом конце. Скорей туда!
Тропа приводит к сугробу и ныряет под снежный надув, исчезая в тёмной пещерке.
Опустившись на четвереньки, я засовываю туда руку и невольно отдёргиваю — кто-то слегка ущипнул за палец.
Снова засовываю — и в моих руках серебристо-розовый длиннохвостый снегирь! Его карие глазки испуганно моргают, слышно, как колотится крошечное сердечко в тёплой ладони. Но птичка не делает ни малейших попыток вырваться. Снегирь так худ, что кажется невесомым. Я осторожно посадил птичку на её тропу. Снегирь бойко запрыгал по ней в сторону железнодорожного полотна. Но лететь он не мог, почему-то утратил эту способность, хотя никаких повреждений у него не было заметно. Я без труда поймал пешую птичку.
В вязаной мягкой рукавице я принёс снегиря домой. Не оставлять же его на верную гибель?
У себя в комнате я выпустил снегиря на пол. Электрический свет для него, вероятно, показался ярким солнечным днём. Птичка запрыгала по полу, вороша толстым клювиком всё, что ей попадалось. Снегирю хотелось поесть. Одним духом я слетал на четвёртый этаж к старичку, который держал щеглов, и принёс горсть конопли. Надо было видеть, как набросился на корм снегирь, — он даже полузакрыл глазки от наслаждения!
На первый раз я дал ему конопли с четверть чайной ложечки, чтобы он не объелся после долгого поста. Снегирь склевал всё, напился из блюдечка воды и запрыгал в угол. Там он долго прихорашивался, а потом заснул, обратившись в пушистый шарик.
Так и жили мы с ним вдвоём в комнате. Нелетающая птичка казалась милым зверьком и забавно гонялась за мной по полу, прося есть и едва слышно постукивая коготками. Снегирь съедал за день так много, что первое время это удивляло меня. Недели через две птичка имела уже нормальный вес.
