Но солидной взрослой кошке совсем не до забав: раз-раз-раз! — несколько молниеносных пощёчин передней лапкой сразу делали рысёнка серьёзней.
Мурка шла на всё, лишь бы её рысёнку было лучше. Она уступала ему не только постель, но и еду. Рысёнок съедал обе порции молока — за себя и за Мурку. Кошка отходила в сторонку, садилась «пеньком», обвив себя пушистым хвостом, и не мигая смотрела, как ест рысёнок. Если в это время мимо проходил наш старый охотничий сеттер, Мурка мгновенно обращалась в разъярённого дьявола, и пёс, поджав хвост, спешил восвояси. После двух порций молока у рысёнка наступал необузданный прилив игривости, а голодная Мурка убегала в сад ловить мышей. Пришлось кормить их в разных комнатах.
Время шло, рысёнок обратился во взрослую, совершенно ручную рысь. На следующий год Мурка выкормила львёнка, потом двух серебристо-чёрных лисиц.
Исчезновение знаменитой кормилицы было таинственным. Она заканчивала выкармливание очередного подкидыша — барсучонка. С вечера Мурка убежала в сад, принесла одну мышь, и это был последний подарок её выкормышу. Больше Мурка не появлялась. Что с ней случилось, так и не удалось узнать.
Речка Асы всегда привлекала меня обилием в ней форели. В горной речке было удивительно много этой красивой рыбки, быстрой как молния. Кто впервые назвал форелью горного османа, неизвестно: оно прочно установилось за ним у нас в За-илийском Алатау. И в самом деле, осман очень похож на кавказскую форель.
Солнце поднялось высоко и жгло немилосердно. Наши кони выбивались из сил на крутых подъёмах, а мы тащились за ними, держась за хвосты и еле передвигая отяжелевшие ноги. Наконец перевал в долину Дженешке был взят. Я невольно остановил коня, любуясь величественной картиной горных вершин. Здесь ничто не препятствовало глазу для кругового обзора, как в степи. В долине кое-где зеленели посевы, а выше чернели ельники. За ними громоздились снежные вершины с вечными снегами хребтов Кунгей-Алатау. На севере, насколько можно было видеть в сильный бинокль, тянулась равнина. Она упиралась в горы, как в стену, — без всяких холмов и предгорий.
Спуск с перевала занял у нас больше времени, чем подъём. Кони съезжали с крутяков, садясь на зад, по-собачьи. Грохот камешков из-под копыт заполнял всё ущелье. Впрочем, за трудную дорогу мы были награждены встречей с архаром — он как видение возник над тропой, мощный, круторогий, взглянул на нас и мгновенно исчез.
К полудню мы подъехали к кошаре около горы Муюс. Зимой в ней держат по ночам овец. На южных бесснежных склонах они пасутся всю зиму.
Мне приходилось видеть много кошар в Казахстане. Из чего только их не строят! Но перед этой кошарой меня буквально выбросило из седла, и я схватился за фотоаппарат — она была искусно сложена из множества рогов архаров!
Видя моё изумление, проводник улыбнулся: — Айда дальше, пожалуйста, их кладбище там! — И он показал камчой в сторону долины речки Дженешке.
Вечером мы остановили коней в узкой щели, поросшей кустарниками, в самых верховьях ущелий Кок-Су и Кара-арча, На земле всюду лежали рога архаров. Здесь были старые, выбеленные солнцем, были и тёмные. Все рога были только старых архаров с крутыми, могучими спиралями завитков, из которых поднимались стволики шиповника и трава. Костей не было. Вероятно, их растащили волки, грифы и сипы. Только одни пудовые рога.
— Отсюда и возили на кошару, как с кирпичного завода. Кладбище это их. Подыхать сюда приходят со всех гор, — пояснил проводник.
И в самом деле, это было похоже на правду.
Но в чём же дело? Почему только рога старых архаров и нет ни одной пары рожек архариц или молодых самцов? Про кладбище слонов в Африке мне приходилось читать у Г. Бауэра в его «Книге о слонах», но про кладбище архаров ещё никто не слыхал.
Так я и уехал отсюда, не разгадав причины скопления рогов архаров. Ночевали мы на берегу Дженешке.
Утром к нам подъехал знакомый казах — лесной объездчик. Он слез с лошади, и мы закурили. Про кладбище архаров он, конечно, знал. Я задал ему вопрос, мучивший меня со вчерашнего дня, и он объяснил мне, что архары не сбрасывают рога каждый год, как олени, они растут у них до смерти, и поэтому к старости рога делаются такими большими, что свисают ниже морды и не дают щипать траву. Такие архары спускаются в ущелья, где растут кустарники, и питаются ими, однако быстро худеют и дохнут.
