1989.2 Крик петуха. [Отрывок из повести]. Вступление С.Казанцева. С.2
Юношеская газета (Москва)
1993.3(13)-24(34),1(35)-4(38) Синий город на Садовой. [Повесть]. Рис. Е.Медведева (В нумерации дикая путаница и ошибки. Часто перепутаны и повторяются рисунки. — Примечание В.К.)
Юный ленинец (Киев. Орган ЦК ЛКСМ Украины и республ. совета всесоюзной пионерской организации)
1964.1 января Планшет. [Рассказ]
1965.8 января Айсберги проплывают рядом. [Рассказ]
* * *
Евгений Савин (г. Калуга)
Стереотипы восприятия произведений Крапивина.
Есть два основных стереотипа, с помощью которых не очень добросовестные критики оценивают прозу В.Крапивина. Первый — у Крапивина всегда существует четкое противопоставление "ребенок взрослый", которое выступает в качестве "основного конфликта".
При этом дети у писателя чаще всего выступают как «хорошие», а взрослые — как «плохие». Второй стереотип — бесконечные самоповторы В.П. "Каждый раз Крапивин пишет одну и ту же вещь, где герои и главный конфликт до блеска отполированы от многократного употребления" (Р.Арбитман, "Лит. газета", 16.12.92, с.4). В любых стереотипах так или иначе отражено то, что действительно имеет место. Поэтому их весьма трудно разрушить. Хуже всего то, что это разрушение выступает как простое отрицание. В ответ на утверждение, выражаемое в первом стереотипе, говорят: "Неправда, у Крапивина более чем достаточно и положительных героев-взрослых, есть и хорошие учителя, родители…" Это так, но этим утверждением мы отрицаем и то рациональное, что содержится в первом стереотипе.
Цель этой заметки — попробовать выявить, что, в действительности, представляет из себя оппозиция "взрослые — дети" у В.П.К. Наш основной тезис — у Крапивина действительно можно четко наметить два плана героев, два «мира», две «реальности». Если угодно, их можно обозначить как "мир детей" и "мир взрослых". Специфика взаимоотношений этих двух «миров» состоит в том, что "мир взрослых" не имеет автономного существования, не существует вне, не существует без "мира детей". Его можно обозначить как "не-мир детей", то есть то, что не является "миром детей". Взрослый появляется у Крапивина лишь постольку, поскольку он так или иначе оценен, отмечен в сознании ребенка. Его просто не существует вне этого сознания. Действительно, центр повествования располагается у Крапивина в "мире детей", а "мир взрослых" выступает лишь как нечто неопределенное, или, наоборот, враждебное. "Мир взрослых" есть то, что находится за "миром детей", следовательно, его функция есть полагание границ "мира детей". Но, в действительности, "мир детей" у В.К. сам полагает себе границы, поэтому и "мир взрослых" определяется лишь в отношении к детям. "Мир детей" закрыт для взрослого. Последний входит в него только с определенной оценкой, заданной ребенком. Более того, он и существует благодаря этой оценке. Нередко он и есть эта оценка в персонализованном, материализованном виде. В силу этого характера взаимоотношений между «мирами» особый характер носят и отношения по линии "ребенок — взрослый".
Дело не в том, что первый «хороший», а второй «плохой». Просто право давать оценку у Крапивина имеет лишь ребенок. «Хорошим» или «плохим» взрослый становится лишь в отношении ребенка. И при этом он не обладает никакими иными качествами или свойствами сам по себе, но лишь в отношении к детям. Это отношение не выступает как некое абстрактное отношение вообще, но есть отношение к конкретному ребенку, который является героем произведения. Все остальные взрослые, прежде всего, есть лишь продукт сознания героя. Отношения "ребенок — ребенок" отличаются от отношений "ребенок — взрослый". Я покажу это на конкретном примере, достаточно характерном. Журка ("Журавленок и молнии") проявляет просто чудеса сопереживания в отношении, скажем, к Валерику. Между тем, последний едва не убивает Журкиного отца (!). С другой стороны, параллельный сюжет с режиссером Кергелен. Она, в сущности, есть вымысел, фикция Журкиного сознания. Лишь мелькнув один раз в поле зрения Журки, она оказывается снабженной ярлыком, оценкой. Она «плохая». Об этом говорит сон, где Кергелен появляется в роли лесной ведьмы. Ведь Журка еще не знает, что Кергелен — это она. Параллельно вводятся два плана: с одной стороны, зарождение дружбы Журки с Валериком, который магическим образом оказывается по сути невиновным, с другой — нарастание неясной, неизъяснимой тревоги. И, конечно, кульминация, «взрыв». Здесь, кстати, единственный раз в романе появляется Дед (герой "Колыбельной для брата"), который и запускает сцену, посылая Журку в учительскую, где он, собственно, и узнает, что фамилия режиссера Кергелен.
