Т. 2. Ересиарх и К°. Убиенный поэт - страница 6
С рождения предназначенный для военной службы, он, окончив мюнхенский Максимилианум, где размешается школа кадетов, целый год проносил мундир легкой кавалерии.
Пережив раннее разочарование в жизни, офицер удалился во Францию, поступил в монастырь Святого Франциска и спустя немного времени получил сан священника.
Никто не знал, что за авантюра толкнула отца Серафима искать убежища среди монахов. Было лишь известно, что на правом предплечье у него вытатуировано какое-то имя. Мальчики из церковного хора увидели татуировку в тот момент, когда у отца Серафима, произносившего проповедь, высоко задрались широкие рукава его темной рясы. То было имя «Элинор» — так звали фею в старых рыцарских романах.
Через несколько лет после событий, которые превратили баварского офицера в живущего во Франции монаха-францисканца, слава отца Серафима как проповедника, богослова и казуиста достигла Рима, куда его призвали, чтобы поручить деликатную и неблагодарную должность «адвоката дьявола»>{18}.
К своей службе отец Серафим отнесся серьезно, и за время его «адвокатуры» никто к лику святых причислен не был. Со страстью, которую можно было посчитать сатанинской, если бы не благочестие отца Серафима, он так упорно боролся против канонизации блаженного Иеронима из Ставло, что с тех пор окончательно отказались от этой мысли. Он также доказал, что экстазы преподобной Марии из Вифлеема были приступами истерии. Иезуиты, страшась грозного «адвоката дьявола», сами взяли назад обоснование канонизации отца Жана Сэйе, считавшегося преподобным с XVIII века. Что касается Хуаны из Лобрега, этой кружевницы с острова Мальорка, прожившей жизнь в Каталонии, которой Богоматерь, кажется, являлась по крайней мере раз тридцать в одиночку или в компании святой Терезы из Авилы или святого Исидора>{19}, то отец Серафим обнаружил в ее жизни такие пороки, что даже испанские священники отказались от того, чтобы ее провозгласили преподобной. Имя Хуаны если и вспоминается теперь, то во вполне определенных, пользующихся особенно дурной репутацией домах Барселоны.
Разъяренные фанатизмом, с каким отец Серафим чернил заслуги чтимых ими покойников, различные конгрегации>{20}, преследовавшие собственные интересы в делах святости, плели интриги, стремясь прекратить его инквизиторство. И наконец-то одержали победу! Отец Серафим был вынужден вернуться во Францию. Но сомнительная слава «адвоката дьявола» последовала за ним. Люди трепетали, слушая проповеди отца Серафима о смерти или пребывании в аду. Когда он поднимал правую руку, на которой остались лишь большой и безымянный пальцы — в какой авантюре он потерял другие, неизвестно, — его ладонь казалась рогатой головкой дьявола-карлика. Голубоватые буквы имени «Элинор», издали неразличимые, представлялись ожогом адского пламени, и, если отец Серафим произносил на готический манер какую-нибудь латинскую фразу, верующие, дрожа от страха, крестились.
Копаясь в жизни будущих святых, отец Серафим стал с презрением относиться ко всему человеческому; он презирал всех святых, убедившись, что их таковыми никогда бы не объявили, если б на процессе их канонизации ему выпала роль «адвоката дьявола». Хотя он и не признавался в этом, поклонение святым казалось ему сродни ереси; поэтому отец Серафим по любому поводу взывал только к Святой Троице…
Всем были ведомы его высокие добродетели, и он стал постоянным духовником архиепископа. Живя в эпоху антиклерикализма, отец Серафим не преминул заняться поисками средств, могущих исцелить всеобщее безверие. Раздумья привели его к убеждению, что вмешательство святых не оказывает на Бога почти никакого воздействия.
«Чтобы мир вернулся к Богу, — убеждал он себя, — нужно, чтобы сам Бог сошел к людям».
Однажды ночью, проснувшись, он изумился: — Как же я посмел дойти до такого богохульства? Разве не каждую секунду Бог пребывает среди нас? Разве не даровано нам святое причастие, которое, если все люди его вкусят, сокрушит на земле безверие?
И монах вскочил с постели, ибо спал он в своей грубошерстной рясе; пройдя по монастырским галереям, он разбудил брата-привратника и вышел из монастыря.