Вскоре я страшно захотел есть, голод буквально раздирал мне внутренности. Но запасы кончились. Я обыскал все дома, однако не нашел ничего съедобного. Обессилевший, почти безумный, я набросился на какой то труп и вцепился зубами ему в щеку. Мясо было еще теплое. Насытившись, я не испытывал никаких угрызений. Потом я обошел некрополь, раздумывая, как отсюда выбраться. Я взял оружие, набрал золота, сколько мог унести. Затем занялся провиантом. Женщины будут пожирней, чем мужчины, да и мясо у них нежнее. Я нашел труп женщины и отрезал у нее обе ноги. Труд этот занял больше двух часов. Но зато теперь у меня были два окорока, которые я связал ремешком и повесил себе на шею. И тут я обнаружил, что отрезал ноги Маризибиль. Однако это нисколько не тронуло мою людоедскую душу. Главное для меня было скорее убраться оттуда. Я тронулся в путь и чудом вышел к поселку лесорубов как раз в тот день, когда у меня кончилась еда.
Рана на голове скоро зажила. Но шрам, который я старательно укрываю, непрестанно напоминает мне о Кокс-сити, этом северном некрополе, и его замерзших жителях, которых мороз сохранил такими, какими они рухнули наземь: с револьверами в руках, дырками во лбу, открытыми глазами и карманами, набитыми бесполезным золотом, из-за которого они умерли.
6. ОСЯЗАЕМОСТЬ НА РАССТОЯНИИ
Газеты рассказали необычайную историю Альдавида, которого в большинстве еврейских общин всех пяти частей света почитали мессией и чья смерть произошла в обстоятельствах, выглядевших, казалось бы, совершенно необъяснимыми.
Оказавшись самым трагическим образом замешанным в эти события, я чувствую настоятельную необходимость раскрыть тайну, которая гнетет меня.
* * *
Развернув утреннюю газету, я наткнулся на следующее сообщение из Кельна: «Израелитские общины на правом берегу Рейна между Эренбрайтштайном и Бойелем охвачены возбуждением. В одной из них, в Доллендорфе, явился мессия. Он якобы докажет свое могущество множеством самых разнообразных чудес.
Шум, поднятый вокруг этого события, не мог не обеспокоить власти провинции, которые, опасаясь религиозных волнений, готовы принять все необходимые меры, чтобы пресечь беспорядки.
У властей нет сомнений, что этот мессия, называющий себя подложным именем Альдавид, самозванец. Доктор Фроманн, датский ученый-этнолог, являющийся в настоящий момент гостем Боннского университета, из любопытства съездил в Доллендорф и заявляет, что Альдавид отнюдь не еврей, как он утверждает, а скорей всего француз, уроженец Савойи, где практически в чистом виде сохранился тип галлов-аллоброгов. Власти с удовольствием выслали бы Альдавида, если бы это было возможно, но дело в том, что человек, которого рейнские евреи называют сейчас Избавителем Израиля, исчезает, словно бы по волшебству, когда пожелает. Обыкновенно он стоит у доллендорфской синагоги и пламенными, страстными речами, заставляющими вспомнить неистовое красноречие Иезекииля, предвещает возрождение Иудейского царства. Проводит он там часа три-четыре в день, а вечером пропадает, причем никто не понимает, куда он девается. Неизвестно также ни где он проживает, ни где столуется. Надеемся, что вскоре этот лжепророк будет разоблачен и его жульнические фокусы перестанут беспокоить как власти, так и рейнских евреев. А сами евреи, убедившись в своем заблуждении, зададут себе вопрос, как они могли поддаться влиянию проходимца, чьи лживые речи стали причиной того, что они самым прискорбным образом вызывающе противопоставили себя остальному населению, и отдадут себе отчет, что могли спровоцировать взрыв антисемитизма, жертвам которого благомыслящие люди не имели бы возможности сочувствовать. Добавим, что Альдавид великолепно говорит по-немецки. Похоже, он знает обычаи евреев, а также их жаргон».
* * *
Сообщение это, возбудившее в свое время любопытство читателей, заставило меня, не знаю почему, сожалеть об отсутствии барона дʼОрмезана, который уже почти два года не давал о себе знать.
«Вот дело, способное воспламенить воображение барона, — подумал я. — Уж он то смог бы рассказать мне бездну историй о лжемессиях».
