- А если он спросит - что это у меня на голове?
- Скажи, что сменил прическу. Вот увидишь, других вопросов не возникнет! Мы не в школе, какая ему разница - что ты устроил на голове!
- Да, но мои теперешние волосы короче, - вертя в руках парик, произнес Павлик.
- Я сейчас обстригу парик. Нужно только, чтобы волосы закрывали уши.
Когда Юрик, вооружившись большими ткацкими ножницами, укорачивал парик своей мамы, Павлик отвернулся.
- Готово! - произнес Прохоров.
Пол вокруг усеивали черные волосы. Павлик надел парик. Вместе ребята приблизились к зеркалу.
- По-моему он мне великоват, - с сомнением произнес Павлик.
- В самый раз! - отозвался Юрик.
Теперь под париком не было видно ни наушника, ни проводка, тянущегося под рубашку. Наушник залепили лейкопластырем, чтобы он случайно не вывалился.
- Ты готов! - произнес Юрик.
- Черт, - вдруг вспомнил Павлик. - Я оставил дома сумку с тетрадками.
- Сегодня она тебе не нужна. Сегодня твои тетрадки - это я!
На Ковалевского с утра было жалко смотреть.
- Юрик, что случилось? - неуверенным голосом спросил он.
- С Шалыпиным поздоровался.
- Какой же он козел! - в сердцах произнес Ковалевский. Прохоров смерил приятеля взглядом.
- Ты чего мне вчера не перезвонил?
- Как же! Я звонил! - произнес Ковалевский, морщась и почесывая лоб. Кажется, после вчерашней попойки, у него сильно болела голова. - Я ещё помню - с мамой твоей разговаривал. Она все меня ругала почему-то, только я не помню - почему.
- Идиот! - произнес Павлик. - Это ты мне позвонил!
- А ты зачем парик напялил? - только сейчас заметил Ковалевский.
- Господи, Серега! - сказал Юрик. - Ну ты совсем пьяный был! Я тебе два раза сказал, что я не Павлик, а Юрик.
- Да ладно, чего уж сейчас!
- Ладно? - вдруг взвился Павлик. - Моя мама была в таком бешенстве, что я думал - меня сейчас по стенке размажет, прямо по свеженаклеенным обоям! Вздумал звонить, да ещё в тот момент, когда мы с папой стену запачкали! Мама вопила так, словно у неё украли кошелек на базаре. А ещё ты, со своим дурацким звонком! Ты, Серега, вообще был невменяем! Она с тобой минут пятнадцать общалась!
- Да? - искренне удивился Сергей. - А о чем?
- Не о чем, а о ком! В основном о тебе! Если хочешь, могу рассказать, но только выйдем из общественного места. Речь была в основном в терминах и названиях, самые мягкие из которых были - блудливый кот и гребаный алкаш.
- Хорошо, что я этого не помню.
- Кончайте ерундой страдать! - произнес Юрик, которому надоело слушать пустую болтовню. - Со мной вчера произошло нечто странное.
Божедай и Ковалевский перевели на него взгляды.
- Я видел вчера в университете двух желтолицых карликов, - сказал Юрик.
Взгляд Ковалевского резко отупел. На какое-то мгновение Юрику показалось, что Сергея хватил паралич. Но Ковалевский вдруг засмеялся. Павлик посмотрел на Прохорова недоуменным взглядом:
- Если это шутка, Юрик, то хотя бы объясни - в чем она состоит?
- Это не шутка, Павлик! Я вчера видел, как два желтолицых карлика пытались отнять у Тамары Николаевны Больц какую-то карту. Нет, Серый, это была не игральная карта и не топографическая карта нашей области. Это была старинная карта. Ситуация в точности соответствовала эпизоду из фильма, который мы у тебя вчера смотрели!
- Не может быть! - не поверил Павлик.
- Они вырвали у Больц карту, но у неё остался кусок. Я преследовал их, но нарвался на Шалыпина...
Прозвенел звонок, завершающий перемену. Нужно спешить на лабораторную Мальвинина.
- Там ещё на доске объявлений факультета висел листок с нарисованной рыбой, - сказал Юрик, глядя на Павлика. - В фильме точно такая же картинка была намалевана на стене в виде "граффити".
- Я не помню этого.
- Сходим к доске объявлений после лабораторной?
- Хорошо.
Ожидание было напряженным. Звонок уже прозвенел, но Мальвинин отсутствовал. Павлик безропотно ждал. Сзади раздавались язвительные фразочки по поводу "головного убора" Павлика. Но он молчал, держась с достоинством каменной статуи.
Мальвинин появился через три минуты после звонка, извинился, положил портфель на стол и мельком оглядел ряды студентов. Павлику показалось, что на какой-то момент взгляд Мальвинина остановился на нем. А ещё Павлик заметил, что Николай Григорьевич держит левую руку прижатой к телу, словно она у него болела.
