— Ну, что? — Свирский поднял левую руку и потряс ею. — Время.
— Пожалуй, — согласно кивнул Рыбкин и добавил, выпучив на Яну свои бледные глаза: — Через пару недель милости просим к нам, в Москву. Там подробности и инструктаж получите.
«Ну, да, — подумала Яна, — самой сделать ничего не дадут. Будут спускать инструкцию за инструкцией, одна идиотичнее другой».
— Хорошо, — сказала она.
— Спасибо за то, что уделили нам время, — проговорил Свирский, поднимаясь.
Яна слегка улыбнулась и скосила глаза. Она ненавидела подобные реплики. За ними никогда ничего не стояло, дань вежливости — не более того. Хуже всего было то, что Яна так и не научилась отвечать на них. Вот что она сейчас должна была сказать? Неизвестно. И она промолчала.
— Да, — вдруг спохватился Свирский и плюхнулся обратно в кресло, — есть еще одна тема. — И он выразительно взглянул на Рыбкина.
Тот нахмурился, по-видимому силясь сообразить, о чем речь, потом лицо его просветлело, и он воскликнул:
— Черт! Ну, конечно. — Наклонился всем корпусом над столом и, хитровато прищурившись, сказал: — Вы — наш эксперимент.
Яна вздрогнула. Это еще что такое?
— Простите?
— Вы — женщина, — сообщил Рыбкин.
— Мне это известно, — проговорила Яна.
Генеральный тихонько хрюкнул, пряча смешок. Рыбкин даже бровью не повел.
— Для вас, конечно, не секрет, — продолжал он, — что вы вступаете в мужской клуб. Соответственно, от вас потребуется принять его правила. Иначе… — И он замер в многозначительной паузе.
— Понятно, — пробормотала Яна.
Чего-то в этом роде она ожидала. Вот только не знала, каким будет продолжение. Что нужно будет делать? Ходить со всеми этими мужиками в сауну? Играть на бильярде? Или пить водку ведрами?
— Речь идет о вашем тыле, — изрек Рыбкин и выжидательно уставился на нее.
Тыл — это что? Задница? При чем тут это?
Видимо, у нее был изрядно ошалелый вид, потому что Свирский счел необходимым вмешаться.
— Знаете, Яна Владимировна, — сказал он, — мы придаем большое значение семейным узам…
«Вы? — изумилась про себя Яна. — Те, которые не упускают ни единой возможности прошвырнуться по девочкам?»
— Давно известно, — продолжал Свирский, — что человек работает лучше, если у него в семье все благополучно. И мы придерживаемся позиции, что вот она есть, эта семья, и она должна жить не тужить, и никакие потрясения ее, эту семью, не должны разрушить…
«Знают, — поняла Яна. — Донесли уже. Черт бы побрал Артемову женушку!»
— В общем, — Свирский изобразил легкую улыбку, — здесь всего лишь голый экономический расчет. Человек в эпицентре кризиса работает хреново, а нам, — он развел руками, — сами понимаете, ни к чему эта головная боль.
— Да, — встрял Рыбкин, — так что давайте договоримся раз и навсегда: мы знаем, что у вас прекрасная, крепкая семья — такой она и должна оставаться во веки веков. Что бы ни случилось. Женщины — народ эмоциональный, это понятно, и это их личные сложности, когда они не берут на себя никаких обязательств. А вы сейчас берете. Перед нами. А мы, — усмехнулся он, недобро усмехнулся, — к дамским штучкам не привыкли. Клуб-то мужской…
«И в этом клубе, — поняла Яна, — я всегда буду сидеть на самом неудобном стуле. Даже при хорошем раскладе. А при плохом… При плохом они просто эксперимент прикроют, и на этом все закончится. Поборники крепкой семьи! Кого они дурят? Впрочем, они ведь и не рассчитывают, что я поверю этим бредням. Они просто диктуют мне правила игры. Да и черт с ними! Это ведь не навсегда».
— Не вижу проблем, — сказала она.
— Точно? — спросил Свирский.
— Разумеется.
— Вот и ладненько. — Рыбкин потянулся и принялся выползать из кресла. — Вот и договорились, новоиспеченная вы наша…
Яна встала, попрощалась со всеми. За руку. У них же мужской клуб. И тихонько вышла из кабинета. Приемная была пуста. Алина где-то гуляла. К счастью.
