Торжество достигло своей высшей точки, когда товарищ Шилов огласил указ о награждении начальника УКСУСа Петра Филипповича Груздева орденом. Зал снова дрогнул от аплодисментов. Кто-то выражал свои искренние чувства не только руками, но и ногами. Кажется, Ферзухип. Потом награждали других, однако аплодисменты с каждым разом становились жиже. Чарушину — часы от совнархоза. Гречишниковой — часы от дирекции. Нолику — грамоту от месткома, Полине — 10 рублей. А Оглоблиной в знак поощрения доверили вести концерт.
И она не обиделась. Что ей грамота? Не дали — и ладно. Зато она, одинокая женщина, весь вечер на сцене в новом вечернем платье, сшитом Софьей Абрамовной. Озарённая огнями рампы, она представляет публике заслуженных и народных.
Гости спрашивают: «Кто это такая? Тоже из Москвы?» А уксусовцы отвечают: «Нет, это наша Оглоблина».
… Был концерт. И была ночь. А может, ночи и не было. Она в июле коротка. Едва возбуждённые уксусовцы отошли ко сну, как начало светать, а утром надо было собираться на пикник-банкет.
Юбилейный банкет устроили в загородном ресторане «Поплавок». У него существовало и другое название, неофициальное, — «Незнакомка». Расположенный километрах в десяти от города, на реке Лесогорке, «Поплавок» представлял собой идеальное место для интимных встреч. Пары, не афиширующие своих отношений, предпочитали отправиться в «Незнакомку», а не торчать у всех на виду в ресторане на Первой Встречной. Неписаный закон «Незнакомки» гласил: если ты повстречал здесь соседа по квартире с чужой женой, то сосед не узнал тебя, а ты — соседа.
Руководство УКСУСа выбрало «Незнакомку» местом банкета не случайно: причина та же — подальше от любопытных. глаз. Мало ли что бывает на банкетах, лучше не рисковать, а предусмотрительно уединиться, наслаждаясь полной свободой.
… Качался на волнах быстрой Лесогорки «Поплавок». Качались на палубах под тентами участники банкета. Зве нел хрусталь бокалов и звучали тосты. После десятого тоста Ферзухин пустился в пляс с Оглоблиной, Гречишникова спела под гитару «Шаланды, полные кефали», а Шалый и Малый подсели к Груздеву.
— Прольём бальзам на раны! — Воскликнул Груздев, но Шалый и Малый пролили его уже достаточно и пить не хотели.
— Обошли нас, обидели, премии не дали, — пожаловался Шалый. — В душу плюнули!
— Ну, и нам плевать в таком случае, — продолжил Малый.
… Очередную здравицу произносил Свинцовский. Он встал, одёрнул китель, поднял бокал вина и, перекрывая своим мощным голосом все шумы, начал:
— Товарищи, позвольте мне… э-э-э… — но больше он ничего не сказал. В глазах у него появилось выражение испуга, и он бросился к перилам. — Стойте, Малый, прекратите! крикнул он, глядя вниз. — Что вы делаете?!
Столики мгновенно опустели: все были уже у перил. Раздались нестройные крики, женский визг, и снова голос Свинцовского:
— Держите его!
Малый стоял на берегу и, высоко взмахивая топором, рубил трос, которым «Поплавок» был привязан к суше На трап выбежал Ферзухин, намеревавшийся, видимо совершить героический поступок — вырвать топор из рук злоумышленника, но через секунду трап вместе с заведующим снабжением шлёпнулся в воду: трос оборвался, и «Поплавок» отошёл от берега.
Ресторан неуклюже развернулся боком и, подхваченный течением, поплыл на стрежень, на простор речной волны. Спасать его было некому: поблизости ни одного буксира, ни одного катера. Стремительная Лесогорка несла несамоходное судно на пороги… «Поплавок» плыл послушно, как бумажный кораблик, в ту сторону, откуда на много километров разносился шум разбиваемой в пыль воды.
Судно терпели бедствие.
Пассажиры в панике бегали по палубе. Многие бросились в воду. Первыми это сделали официанты: они были трезвыми и вполне рассчитывали, зажав в зубах выручку и чаевые, достигнуть берега.
У спасательных кругов завязалась драка. Свинцовский вырывал крут у Гречишниковой. Ксения Петровна истошно кричала:
— Я женщина, председатель месткома!
Но это в столь опасной ситуации, видимо, уже не имело решающего значения.
Оглоблина бросила в воду деревянный стол, пыталась на нём добраться до берега, но стол понесло к порогам ещё быстрее, чем «Поплавок».
