Ф-фу, какой кошмар!
Тамара кожей чувствовала — не нужно было соглашаться на эту поездку!
Хоть бы ни на кого не наткнуться.
Хоть бы кошмарная Вера Антоновна еще спала.
Хоть бы все спали!
Войти в квартиру через подъезд Тамара не могла. Как? В пятом часу утра звонить в дверь?!
И что сказать тому, кто откроет? Мол, фланировала по Невскому в неглиже вместе с полуголым ребенком и сонной собакой? Любовалась ландшафтом?
Придется возвращаться через окно.
Боже, за что ей это?!
Через подворотню Тамара прошествовала на цыпочках. И едва не расплакалась от облегчения: крохотный дворик по-прежнему пуст. По-прежнему нараспашку ее окно, а значит — их вылазка осталась незамеченной.
Тамара виновато улыбнулась старым полусухим тополям, голые мертвые ветки стыдливо прятались среди зеленых.
Почему-то подумалось — эти деревья помнят ее бабушку. И маленькую маму. Вот только они не пробирались по-воровски в дом. В первое же утро после приезда. И в последнее тоже вряд ли.
Черт побери, она же не легкомысленная Лелька! Как с ней могло произойти ТАКОЕ?
Динка тоненько пискнула, наступив на камушек. Тамара мрачно усмехнулась: вот и ответ. Лелькина дочь! До сих пор лишь сестрица портила ей кровушку, но теперь — держись. Динка подросла!
Или Тамара сама во всем виновата? И мало чем отличается от старшей сестры?
Во всяком случае, Лелька давно замужем, у нее двое детей, считай — респектабельная дама. А Тамара цепляется за свободу как маленькая Динка за воздушный шарик в первомайские праздники. Потом розовый шар лопнул, и Динка долго плакала.
Тамара фыркнула: свобода — тот же воздушный шарик. И тоже розовый. Но она не даст ему лопнуть. Пока.
И вообще — Тамара хочет влюбиться! Имеет она право влюбиться? Хоть раз в жизни, но как следует. И наделать глупостей. И рыдать вечерами в подушку из жалости к себе. И от ненависти к нему. И от ревности. И от…
Из-за чего еще рыдают в подушку?
С Тамарой никогда ничего подобного не случалось. Так, полудетская дружба с Лешкой Сазоновым. Смешные ссоры и смешные примирения. Периодические предложения руки и сердца.
Верный и положительный Лешик.
Как скучно!
Может, ее поездка в Питер — это судьба? Может, прав зеленоглазый? Все-таки встретить совершенно случайно живое воплощение своей девичьей мечты в ночном скором поезде…
Это круто!
Постанывая и покряхтывая, Тамара с трудом подсадила Динку на подоконник и злым шепотом велела ей сейчас же идти умываться.
Или нет — пусть ждет Тамару. А то поднимет шум, привлечет внимание и попробуй потом объясни — почему она в таком жутком виде.
Маленький чумазый оборвыш, а не приличная барышня!
Именно так обращались к племяннице Софи и Вера Антоновна — барышня.
Динка хихикнула и исчезла в комнате. Ей вчера очень понравилось чувствовать себя барышней. Динку раньше никто так не называл.
В этом странном слове что-то такое слышалось… Оно обязывало!
Пол дела было сделано, и Тамара с некоторым ужасом посмотрела на второго гуляльщика. Упитанного, словно хороший боров.
Крыс умильно сморщил нос и замел хвостом.
Тамара с отвращением пробормотала:
—Сарделька. Нет, БОЛЬШАЯ сарделька. ОЧЕНЬ большая. На кривых лапах.
Крыс заскулил. Тамара обреченно вздохнула, взяла его на руки и уважительно присвистнула: килограмм сорок, не меньше.
Крыс громко выдохнул и замер. Тамара попыталась поднять его к подоконнику. Руки дрожали, подламывались в локтях, и она вынесла вердикт: почему сорок? Все шестьдесят!
Голова закружилась, Тамара поплотнее прижалась к стене и жалобно простонала:
—Диета! Только диета…
Крыс хрюкнул. Тамара сурово подтвердила:
—Прямо с сегодняшнего дня!
Она попыталась представить, что отжимает штангу, но получалось плохо. Теплый, увесистый бультерьер совсем ее не напоминал. И потом — Тамара в жизни не брала в руки штангу. Наверное, глупо. Сейчас пригодилось бы.
Теперь дрожали не только руки, но и ноги. А Крыс все никак не хотел переваливаться через подоконник. Жмурил глазки и трясся от ужаса.
Или подоконник еще далеко? Тамаре не видно. И голова по-прежнему кружится. А у переносицы вдруг вскипело горячее, вязкое, солоноватое, и тут же освобожденно хлынуло вниз. Тамара и не поняла сразу, что это кровь.
