Опустившись в старое кресло, женщина зарыдала.
– Да баба как баба, – пожал плечами Геннадий. – Симпатичная мордашка. Волосы русые, волнистые такие. Фигурка очень даже ничего.
– У тебя, Кутехов, только одно на уме, – усмехнулся плотный капитан милиции. – За это, наверное, и вылетел из ГАИ. Предложил симпотной нарушительнице…
– Так и было, – захохотал Геннадий, – но я не жалею. Сейчас бывшие коллеги могут только завидовать. Лето и осень тут покручусь, потом на курорты…
– Везет тебе, Кутехов. В этом заслуга твоей сестренки, уж больно она приглянулась…
– А вот это уже не твое дело! – зло перебил капитана Геннадий. – Найдете бабу – получите по две штуки евро.
– Чем же она так вам насолила, – поинтересовался куривший трубку седой мужчина, – что даже деньги даете? А на кой хрен вы ее оттуда выпустили?
– Ее надо найти! – отрезал Кутехов. – Поверьте, это и в ваших интересах. До самолета неделя, и желательно, чтоб она не засветилась в аэропорту. А также присматривайте за приходящими в райотдел. Она вполне может попробовать поискать защиты у вашего заведения.
– Если ко мне обратится, – рассмеялся капитан, – я ей обязательно помогу. Да и вас пора на место ставить. А то раскатываете по курортам, а мы тут…
– А кто вам мешает? – усмехнулся Геннадий. – Катайтесь в свое удовольствие.
– А кто преступников ловить будет, – рассмеялся седой, – если не капитан Парин?
– Вы эту шкуру найдите, – напомнил Геннадий.
– Постараемся, – ответил капитан.
– Найти надо! – заорал Геннадий. – Ясно?
– Найдем, – кивнул седой. – У нас здесь все на виду. Узнаем не сегодня, так завтра… и принесем в мешочке ее голову.
– Она нужна живой, – предупредил Геннадий.
– Да Господи! – всплеснула руками крепкая женщина. – Да зачем же ты все перемыла-то? Я бы и сама…
– Просто захотелось, – смущенно улыбнулась Маша.
– Она баба молодая, – вмешался вышедший из комнаты Семен Федорович, – пусть работает по дому. Ты-то как? Не беспокоят ноги?
– Зимой сильно болят, – ответила хозяйка. – А летом по траве похожу босиком, и легче становится. Не береглась по молодости, – посмотрела она на Машу. – Зимой детей учила, а летом ходила золото мыть, вот и застудила ноги.
– Матрена, ежели кто будет интересоваться нами, то… – Семен Федорович замолчал.
– Да помню я, что вы говорили, и никому ничего не скажу. Ты бы, Семен Федорович, с племянником поговорил. Севка связался с плохой компанией. Часто куда-то уезжает, в бар ходит, а там только бандиты собираются.
– Понятно, – буркнул Тургунов. – Но не сдаст же он меня, сукин сын. Хотя сейчас времена другие, и люди шибко поменялися. А ежели он с этими хунхузами повязан, то запросто может шепнуть. Но будем надеяться, что не забудет про добро, которое я ему, стервецу, делал.
– А почему вы, – спросила Маша, – говорите хунхузы? Ведь так называли…
– Да знаю я, кого так называли. Просто сейчас и местных бандитов стали так звать. Они, пожалуй, еще хуже тех будут… Когда этот хренов таксист воздушный народ-то перевозить начнет?
– Через неделю, говорят, – ответила хозяйка. – Сейчас у него ремонт, кажется, так я слышала.
– За неделю нас не найдут, надеюсь, – пробормотал Семен Федорович.
– А может, все-таки в милицию вам пойти? – спросила Матрена.
– Уж лучше назад вернуться, – усмехнулся старик, – все едино будет.
– Привет, Следопыт, – кивнул открывшему дверь Всеволоду рябой крепкий мужчина.
– Здорово. Чего это ты вдруг нарисовался? Ведь если менты пронюхают, хапнут враз.
– Ты за меня не волнуйся. Лучше вот что скажи: дядю своего не видал тут? Не появлялся он у тебя?
– А чего это ты вдруг моим дядькой заинтересовался?
– Девка с ним должна быть, а ее Боярин велел разыскать. Так что, не появлялся?
– Я его последний раз в прошлом году видел, когда в
Глубинку катался. А что это дядька с молодухой связался? Кто ж на него, старого, польстился-то?
– Ты его точно не видел? – пристально посмотрел на него рябой.
– Из тебя хреновый гипнотизер, – усмехнулся Всеволод. – Я тебе сказал, когда дядьку видел, какого тебе еще надо?
– А ты подумай, – процедил рябой. – Соседи базарили, что заныривал к тебе…
– Слушай, Репа, – перебил его Всеволод, – я тебе последний раз говорю: не видел я никого. Въехал?
