Опять поворот. Другие дачи, поскромнее, а вот и совсем из советской, кажется, эпохи. Деревянные, обитые не модным ныне сайдингом, а обычными крашеными досками. Низенькие деревянные заборчики, трава, торчащая сквозь штакетник. Ага, еще немного — и вывалятся сейчас из таких клоповников небритые аборигены в рваных трениках. Пора обратно, поближе к цивилизации.
Где-то за поворотом послышался пьяный хохот. Ну вот, накаркала, подумала Оля. Вспомнила случай, как в дачном поселке на Люську, одну из ее подруг, напала стая гопников. Тут беги — не беги, результат один. Люське тогда повезло. Какой-то крендель на машине ехал, остановился, увидев, что рвут на девке джинсы. Они бы и ему бошку проломили, если бы тот «осу» не вытащил. А крендель тот к себе Люську посадил. До сих пор за ней катается. Принц. Впрочем, если Люське повезло, то это не значит, что повезет и ей, Оле.
Она подошла к забору ближайшей дачи. Калитка была закрыта, но закрыта лишь на проволочное кольцо. Оля вошла, притворила за собой калитку. И тут увидела, что из-за поворота вышли те самые парни, которых она встретила у станции. Встреча в самом деле могла быть неприятной. И за дырявым забором не скроешься. Оля отступила вглубь палисадника.
Дача была необитаема. Здесь никто не жил — пустые, хоть и застекленные, окна. Дача отличалась от стоявших рядом — трехэтажная, с небольшой и также трехэтажной круглой верандой. Верхний этаж веранды вообще выглядел отдельной башенкой, за которой виднелась покатая шиферная крышка. Фонарь какой-то, подумала Оля, задрав голову. Она обошла дом. Все двери были закрыты.
Одно окно поддалось, рама открывалась наружу. Если встать на приступку, то втянуть свое закаленное фитнесом тело в проем было несложно. Впрочем, идея ей показалась дурацкой. Вот она такая вся на каблуках лезет в открытое окно, рискуя поцарапать себе коленки и ободрать локти.
— Аллё! — с той стороны дома послышался пьяный голос. — Слушай, Харян, ты слез с электрички?.. Ладушки. Давай мы не пойдем тебя встречать. Мы уже так прилично пивком накидались. Мы тебя здесь подождем…
И Оля поняла, что парни сейчас могут зайти и сюда. И пока они объясняли тупому собеседнику, куда ему идти, она, стараясь не шуметь, влезла в окно и закрыла за собой створки. И только сейчас поняла, какую невероятную глупость сделала. Ведь она сама себя загнала в ловушку. А если эта гопота сюда полезет? Здесь ни до кого не докричишься. Дура, тебя здесь высушат и похоронят. И найдут только через десять лет, когда это чудо сносить будут.
Оля поискала, где можно спрятаться, если вдруг пацанье полезет сюда. Только где тут спрячешься? Все как на ладони. Ни мебели, ни углов. Одни книжки на подоконнике.
Оля осторожно выглянула в окно: парни все еще маячили за забором, то и дело прикладываясь к пивному баллону. Один из них посмотрел на окна веранды, и Оле показалось, что он ее заметил. Она отошла в тень и оттуда снова посмотрела через окно на улицу. Нет, показалось. Может, обойдется, и они, дождавшись своего дружка, уйдут?
Оля подошла к лестнице. Коснулась перил, прочных, резных. И у нее закружилась голова.
Когда ей было семь, такая лестница рухнула вместе с ней. Они с Сашкой, одноклассником и однопартником, летом после окончания первого класса убежали на соседнюю улицу и залезли в старый деревянный наполовину сгоревший дом. Его должны были снести. Уже и забором начали обносить. И вот они — Олька и Сашка — залезли в этот дом. Это было их приключением: обгоревшие стены, поломанная мебель, скрипучие доски, торчащие гвозди — этого всего не было в привычной жизни, а потому манило. Разбитый местами пол, за половицами — чернота подвала. Скрученная проводка, свисающая вдоль стены. Крутая лестница на второй этаж… Олька первой вступила на нижнюю ступеньку. И ей показалось, что ступенька будто подалась навстречу, словно, намагниченная, прилипла к ступне. А следом двинулась другая…
— Давай не пойдем туда, — сказал Сашка.
— Нет, пойдем, — заупрямилась Олька. И чего бы ей туда не идти? Если уж приключение, то приключение.
Но Сашка отказывался. И тогда Олька сказала, чтобы он оставался здесь, а она пойдет на второй этаж одна. Сашка пожал плечами, изображая равнодушие — кому хотелось признаваться в трусости. И Олька пошла. И на середине ей вдруг показалось, что лестница качнулась. Олька остановилась на мгновение, но было поздно: что-то затрещало, и все с грохотом полетело куда-то вниз и вбок.
