– Черт, давайте срочно адреса «молодоженов». Этот профессор подписал себе смертный приговор. – Сказал Ерожин, и с грустью поглядев на оставшийся сыр и ветчину, достал свой блокнот.
– Похоже, что ты прав, твоя Марыся опять проявилась. – Задумчиво проговорил Никита Васильевич: – Брать ее не за что. Где состав преступления? Вот если бы ты раскопал ее причастность к убийству Кирилла Понтелеева, мы бы ее загребли с нашим удовольствием.
– Я затеял один эксперимент. – Признался Ерожин.
– Может, поделишься с официальным следствием? – Проворчал начальник отдела.
– Не только поделюсь. Мне нужна на вечер группа захвата. – Попросил Петр Григорьевич и поведал Боброву свой хитроумный план.
– Думаешь, сработает? – Оптимизма затея Ерожина у Боброва не вызвала.
– Думаю, что нет. Хитра стерва. Но попробовать надо. Зато с дедом на этот раз у нее номер не пройдет точно. – Зло заметил Петр Григорьевич и, пожав руку Боброву, вышел из кабинета.
* * *
Станица Горохово растянулась на многие километры по высокому берегу быстрого Дона. Раньше, во времена Советов население станицы делилось на три колхоза. Одних свиней держали на фермах около двадцать тысяч голов. Колхозное стадо рогатого скота тоже насчитывало около восьми тысяч, не считая молодняка. Это были зажиточные крепкие хозяйства, потому что имели и пашню, и заливные луга в пойме мощной и полноводной реки и налаженную кормовую базу. При демократии колхозы развалились. Колхозное начальство, разворовало все, что можно украсть, оставив колхозников ни с чем, само превратилось в местных капиталистов. Большинство новоявленных богатеев быстро разорилось, пропив легкие ворованные деньги, некоторые уехали неизвестно куда. Но кое кто процветал, держа вдоль оживленной трассы, связывающей Юг России с ее центральной частью, магазины, лавочки и ресторанчики. Простые крестьяне перебивались кое как натуральным хозяйством, снимая, с приусадебных участков все, что родит добрая южнорусская земля, да доили коровенок. Благо колхозных пастбищ не стало, и личный скот в выпасе никто не ограничивал.
Ольга Митрофановна Коляжная жила не лучше и не хуже других. Держала десяток уток, дюжину кур с петухом, на цепи хромую нечесаную дворняжку Трезора со злобными слезящимися глазками и корову по кличке Зорька. Жила женщина на самом краю станицы одна, потому что сын ее женился и перебрался к супруге в город Большой Мамон, за двадцать пять километров от станицы. Там были и школы и детские сады и даже поликлиника. Никакой общественной или поденной службы Ольга Митрофановна не знала. Жила она бедно, да вольно. Единственным обязательством, для нее, как впрочем, и для всех владельцев крупного рогатого скота, являлось обязательство в очередь пасти общественное стадо. Это стадо состояло из тридцати голов и принадлежало крестьянам одного края станицы Горохово. По негласному договору стадо пасли по левую руку Дона, и водили его по кругу вдоль берега, через рощу, засохшее болото и возвращали к станице по пологому спуску. Порядок этот устоялся, и маршрутов своих пастухи годами не меняли. Ольга Митрофановна страдала хромотой и для нее пастушья работа была весьма обременительна. Выпадала очередь их двору примерно раз в месяц, как раз по числу коров и женщина обычно на эту работу вызывала из города сына. Но неожиданно, сосед Иван слег с ревматизмом и очередь ее сильно сдвинулась. Ольга Митрофановна пошла к соседу и пол дня колдовала над ним. Коляжная в станице славилась своими лекарскими талантами и ворожбой. Ведьмой или колдуньей ее никто не называл, но пристального темного взгляда женщины односельчане побаивались. Мужа у нее никогда не было, и откуда взялся сын Андрей, оставалось тайной.
С соседа Ольга Митрофановна лишь смогла снять боль, но разогнуться Иван так и не сумел. Поняв, что бедолагу скрутило ни на шутку, она стала думать, как послать весточку сыну. Но толи она и впрямь была колдуньей, толи обстоятельства сошлись, но сын явился сам. Пришел Андрей грустным, сел под виноградной аркой на кривую скамейку и на вопросы матери отвечал не любезно и односложно. К вечеру она все же вытянула из него, что произошла у сына с молодой женой ссора и он от жены ушел. Случалось такое не впервой, Ольга Митрофановна вздохнула, и подала на ужин рванцы. Это привычное в местном меню блюдо напоминало обычные щи или борщ с клецками из рваного теста. На дворе стемнело, куры уселись на насест. Зорьку давно пригнали. Ольга Митрофановна ее подоила, и теперь можно было, не торопясь, посидеть за столом. Особенно любезно это время жителям станицы, потому что зловредные мухи отходят ко сну, а комаров в Горохове нет. Они тут от жары летом засыхают и водят свои хороводы внизу у Дона. Ужинали молча. Сын по причине душевной тяжести от семейной размолвки, Ольга Митрофановна по привычке. В деревне в это время тихо. Лишь кое-где забрешет цепная шавка, или заорет кошка. Непрерывная песенка цикад давно сошлась с тишиной, и люди ее не замечали. Поэтому страшный грохот взрыва, с автоматной пальбой и заревом внизу у Дона, всю станицу всполошил. Зарево полыхало часа три. Детишки и молодежь не смотря на то, что взрыв прогрохотал километрах в четырех от станицы, побежали смотреть. Андрей залез на крышу и, поглядев в сторону взрыва, сказал матери, что полыхает на дороге, возле берега. В том месте течет ручей и дорогу пересекает небольшой овраг. Летом по нему машину проходят, а весной и дождливой осенью проехать там нельзя. Но объездных песчаных дорог возле Дона не счесть, и кто знает тот, вообще оврагом не ездит. Через полчаса завыли сирены и через деревню вниз к реке помчались пожарные и милиция. К ночи вся станица знала, что в овраге сгорела фура. Видно, водитель был не местный, разогнался и в овраге перевернулся. Сам бедолага сгорел и машину с товаром сжег. Почему жители слышали кроме взрыва еще и пальбу, никто из властей интересоваться не стал.
