– Я, знаете ли, по воскресеньям иногда не бываю на службе, – пробормотал Бьорн со злостью. – Вот мерзавцы! Ни на кого нельзя положиться. «У нас люди – могилы!» Этот болван, начальник управления, меня заверял. Лучше б он сам отправился в могилу. Такую операцию сорвать, идиоты! А главное, теперь ясно, что у них, да, да, у них, в главном полицейском управлении, эти очищенцы имеют своих людей! Вы понимаете, что это значит? А? Кар? Их всех надо перетряхнуть, провести строжайшее расследование.
Кар никогда не видел вице-директора, обычно столь сдержанного и хладнокровного, в такой ярости. Ярости и растерянности.
За себя Кар не боялся. Голос свой он изменил совершенно. Сообщенные им Эдуарду сведения знали многие сотрудники «Ока», уж не говоря о самих полицейских: и приметы ночного дежурного, и номер «секретного» телефона, который помнил каждый из десятков тайных осведомителей, и дурацкий пароль. Известно ему было и то, что телефон Эдуарда не прослушивается. Ну о чем сверхосторожный Эдуард будет болтать? А вот то, что дежуривший в ту ночь у телефона полицейский разоспится до такой степени, что спросонья признается в том, кто он, – это неслыханная удача для очищенцев!
Уж они ею воспользуются, можно не сомневаться.
Именно эти слова произнес в конце разговора Бьорн.
– Что ж теперь делать? – изображая растерянность, спросил Кар. – Как же их прищемить?
– Что делать? – проворчал Бьорн. – Теперь надо думать не о том, как их прищемить, а о том, как самим выкручиваться. Впрочем, – подумав, философски заметил он, – шишки-то не на нас посыпятся, а на полицию. Пусть и выкручиваются, мы свой контракт выполнили. И если все сорвалось, то по их вине.
Между тем радио и газеты взялись за дело.
Ох уж эти корреспонденты! Стоило им унюхать сенсацию, и они становились въедливыми и пронырливыми, куда там любому агенту!
Запись телефонного разговора Эдуарда с неизвестным и с полицией передали все радиостанции и напечатали все газеты, последовали бесчисленные комментарии. Газетчики тоже не очень любили полицию, и ей досталось по первое число. Заодно попало и руководству Университета. Были напечатаны интервью с пытавшимся оправдаться начальником управления городской полиции и, конечно, с Эдуардом.
Эдуард воспользовался случаем и вовсю пропагандировал деятельность «Очищения».
Печатались и другие материалы. «Очищение» обвиняли в провокациях, в антиобщественной деятельности или, наоборот, в том, что оно лишь мутит воду и ничего реально не предпринимает…
В полиции кого-то наказали, перевели с понижением, отправили регулировать уличное движение (ужасная кара!).
Постепенно скандал начал утихать.
И тут же возник новый, куда похлеще.
Очищенцы особенно болезненно восприняли упрек в неэффективности их движения. Требовалось убедительное доказательство обратного. Оставалось два дня до прихода крейсера, когда Серэна вдруг сказала Кару:
– Скоро мы нанесем им второй удар.
– Какой? – встревожился, хотя и не подал вида, Кар.
– Мы таки не пустим в порт этот крейсер. Нельзя допустить, чтоб он приблизился к городу.
– Ну чем он так уж страшен?
– Да ты понимаешь, что такое атомное оружие? Этот танкер – вообще пустяк по сравнению с крейсером. Сколько уже было случаев, всяких там аварий с самолетами, подводными лодками. Если что-нибудь, не дай бог, случится с этим крейсером, это уже не пляж уничтожит, а весь город, все побережье! Все будет отравлено навсегда!
– Почему с ним должно что-нибудь случиться? Именно с ним и именно здесь?
– Дело не в этом. Дело в том, что вообще корабли с атомным оружием на борту не должны заходить ни в какие гражданские порты. И если мы сумеем этого не допустить, то и в других местах последуют нашему примеру. Вот это главное!
– Главное, чтоб этого оружия вообще не было, – рассудительно заметил Кар, – воевали же мы с автоматами, минометами, пулеметами, и все было тихо, спокойно, – не очень убедительно добавил он.
– Ты хоть думаешь, что говоришь? – Серэна с упреком посмотрела на него.
– И что ж вы собираетесь делать? Я могу помочь?
– Нет, там готовится другая группа, – уклончиво ответила Серэна. – Там нужны первоклассные пловцы.
