– А вот скажите, уважаемый, – после приговоренного стакана решился я задать давно волнующий меня вопрос, – если я действительно оказался в другом мире, почему я понимаю ваш язык. Да ладно человеческий, почему я орков ваших понимаю?
– Видимо, – комиссар почесал затылок и последним глотком опустошил свой стакан, – наши миры близко друг к другу расположены на ветвях многомирья. Вы знакомы с теорией поливариативного древа?
– Нет, – мотнул я головой. От выпитого на голодный желудок алкоголя приятное тепло разлилось по всему телу, а мысли в голове перестали нервно скакать и обрели какую-то плавность течения.
– Тогда еще по одной, – безапелляционно заявил толстяк, вновь наполняя стаканы. – Представьте себе мироздание со множеством вариантов развития миров в виде дерева. Где от единого ствола, словно ветви, отделяются практически схожие миры, направившиеся по разным путям развития. Где даже самое мало-мальское различие в истории ли, географии ли и даже экономике приводит к очередному расщеплению ствола или ветви.
– Представил, – кивнул я, принимая наполненный стакан из рук комиссара.
– Отлично, – довольно улыбнулся тот. – Вот наши миры разошлись где-то совсем недавно и очень близки друг к другу географически.
Ни хрена себе «близки»!
– А орки?! У нас таких и в помине нет. Только в сказках.
– А орки, как и многие другие, попали сюда через порталы. Орки долго кочевали по миру и воевали со всеми подряд, но потом стали все больше склоняться к мирной жизни и постоянному месту жительства. Вот и разговаривают теперь не только на орочьем, а еще и на языках тех мест, где осели.
– Через этот ваш трансгрейдер попали? – Этот вопрос меня больше всего волновал. Раз сюда попал не случайно, значит, должен иметься способ вернуться обратно.
– Посредством схожих артефактов, только более мощных, – не стал меня разочаровывать комиссар.
– А как эта штука вообще работает?
– Хм, – толстяк сделал пару глотков вина, – если рассматривать мироздание как все то же дерево, можно представить, что ветки далеко не всегда тянутся параллельно друг другу. Колышемые ветрами случайных перемен, они частенько сближаются, пересекаясь и соприкасаясь. Но тонкий слой защитной «коры» не дает им срастаться и соединяться. Кроме того, каждая ветвь несет в себе немного отличающийся заряд, как электрические провода. В вашем мире ведь знакомы с электричеством?
– А то! – кивнул я, неспешно потягивая сладковато-терпкий напиток.
– Вот трансгрейдер и усиливает разность зарядов соприкасающихся ветвей, пробивая их кору-защиту.
– Как при электросварке, – понимающе согласился я. – А почему я тогда вывалился не в том же месте, где в портал угодил?
– Искривление пространства. – Комиссар хлопнул ладонью по столу. – Вы же знаете, что пространство нелинейно?
– Что-то слышал об этом, – нахмурив с умным видом брови, ответил я.
– Это только на гладком листе бумаги ближайшее расстояние между точками – прямая. А с помощью трансгрейдера можно пространство-лист смять и даже самые удаленные точки приблизить и совместить. Причем сдвиг может осуществляться не только по пространственным координатам, но и по временным. Трансгрейдер как бы слегка преобразует поля и материю, пробивая путь между мирами. И потому его еще для простоты называют преобразователем.
– Круто, – согласился я и с удивлением уставился на пустой стакан. Когда я все выпить-то успел?
– Фимка! – заорал мой ученый собутыльник во всю глотку. – Принеси еще настойки!
Орчанка появилась с подносом, плотно заставленным какими-то блюдами. Поставила его на стол, забрала опустевший графин и развернулась, чтобы уйти. Длинная коса, мотнувшись, шлепнула ее по низу спины, а я подумал, что в принципе девушка вполне даже привлекательно смотрится в этом платье, отлично подчеркивающем выдающиеся во всех смыслах достоинства.
