Потом Шарик исследовал крышу, огромную, как футбольное поле, приладил к телевизионной антенне качели из куска проволоки и качался, гордый и одинокий, пока не замутило. Потом сам с собой играл в крестики-нолики и сыграл шестьсот тридцать два раза! Это, конечно, был мировой рекорд, но кто его мог оценить? Потом читал газету, потом долго смотрел вниз, где бежали маленькие автомобильчики, прыгали, ползали, летали и били хвостами суетливые горожане…
Конечно же, конечно, там вот-вот произойдут страшные и запутанные события, в которых Доберман и Овчаренко ничего не поймут. Вот тогда-то и хватятся сыщика! Весь город сбежится на улицу Дружбы, и толпа закричит: «Шарик, Шарик, выручай!». Грозный начальник, рыдая, будет умолять пойти и поруководить Школой и научить сыскному делу. А Шарик грустно улыбнется и скажет тихо:
«Куда уж нам, неученым. Не с нашим окрасом, род только смешить…». И повернется, и уйдет под зонтик. А все заплачут, заплачут и пойдут, всхлипывая… Сыщик пожалел их всех, так жалко их стало, что даже слезы потекли…
Наступил вечер, по крыше дома, что напротив, зажглись и побежали огромные синие буквы: АПТЕКА АПТЕКА АПТЕКА. Шарик заснул с голубыми слезами на глазах.
Проснулся он ночью, долго смотрел на тусклые городские звезды и понял, что тосковать стало скучно.
Шарик послонялся по крыше, свернул из газеты птичку. Птичка получилась бездарная: прошла штопором все двенадцать этажей и ткнулась носом прямо в урну.
И вдруг…
И вдруг Шарик увидел, что на противоположной стороне улицы короткими перебежками, прячась в подъездах и замирая в тени деревьев, двигалась фигура явно злоумышленного вида. На голове у нее, как мгновенно и безошибочно определил Шарик, был натянут черный чулок. В руке — чемоданчик. Фигура подобралась к двери аптеки, опустилась на корточки и распахнула чемоданчик. Из него появился кусок материи, который был немедленно расстелен на асфальте. Затем Черный чулок торопливо выхватил из чемоданчика стеклянную банку наполненную каким-то золотистым веществом, и начал поливать им тряпку. Жидкость падала тягучими лентами, истончаясь в янтарную паутину. Когда банка опустела, незнакомец приподнял нижний край маски и длинным языком вылизал сосуд. До Шарика донеслось чмоканье и урчание. «Мед! — пронзила сыщика догадка. — В банке был мед!».
Тем временем Черный чулок сноровисто поднял за углы кусок облитого материала и, роняя сладкие капли, прилепил его к застекленной двери аптеки.
Аккуратно разгладил. Удар!
Стекло лопнуло, но не посыпалось с оглушительным звоном на землю, а, приклеенное к тряпке, было бесшумно вынуто взломщиком и отброшено на газон.
Грабитель оглянулся и скользнул в помещение.
Медлить было нельзя.
Шарик схватил свой безотказный пистолет, и здесь ему пришло в голову, что, пока он спустится, обогнет громадный дом и достигнет аптеки, преступник скроется. Нужно свалиться ему как снег на голову… Стоп!
Лежачее ухо Шарика подскочило — это значило, что есть идея!
Шарик выдернул из вентиляционного отверстия ручку зонта.
Это же парашют!!!
Разве мог бы придумать такое Руслан Овчаренко? А если бы и придумал, то решился бы он прыгнуть в девятиэтажную пропасть?!! И, наконец, выдержал бы зонтик того же громадного Добермана-Пинчера?!
Нет, дорогие красавцы, здесь-то и кроются преимущества Шарика: в молниеносной сообразительности небольшом росте и отчаянной храбрости.
Шарик встал на край крыши, и ноги его задрожали. Шарику показалось, что дом качается под ним, как старая расшатанная табуретка.
Перед Шариком проплыла ухмыляющаяся физиономия Руслана Овчаренко, усеянная медалями могучая грудь Добермана-Пинчера и огромная надпись «Посторонним вход строго воспрещен!!!»
— Ура, — шепнул Шарик и, судорожно сжимая ручку зонта, шагнул в пустоту.
