От мысли, что она едет к Коле, стало легче на душе, и Вера Федоровна решила не мешкая идти за покупками.
Сергей пришел поздно, и Вера Федоровна с ним смогла поговорить только на следующий день утром. Сережа, улыбаясь, сказал:
— А я и не сомневался, мама, что ты поедешь к Коле, я же вижу, как ты маешься.
Сереже надо было на работу, и Вера Федоровна направилась в военкомат одна. Через несколько минут она остановилась у двери с надписью: «Военком подполковник Чернов» и робко постучалась. Ответа не послышалось. Вера Федоровна потянула на себя дверь и сразу же увидела… Сумского.
Вера Федоровна так растерялась, что некоторое время молча смотрела на майора.
— Здравствуйте, — наконец выдавила она из себя.
— Что вам угодно? — не отвечая на приветствие, спросил Сумский.
— Я думала, что здесь товарищ Чернов, хотела у него уточнить…
— Прежде чем узнавать о чем-то, надо спросить разрешения войти.
Сумский узнал Веру Федоровну и явно пользовался ее смущением. Он по-хозяйски встал и, подойдя к сейфу, зачем-то его потрогал за ручку, словно желая убедиться, надежно ли он заперт.
— Я постучала, но мне никто не ответил, — растерянно пробормотала Вера Федоровна.
— Что вам угодно? — сухо повторил Сумский.
— Я хотела бы узнать, могу ли я посетить сына в учебном центре. Он в Ферудахе, в воздушно-десантных войсках.
— Знаю, знаю, где находится ваш самый исключительный мальчик. А вы что, так и не поняли, что солдату не надо мешать нести службу? Ваши посещения и сюсюкания только расслабляют его, отвлекают от выполнения своего священного долга перед Родиной.
— Господи, какой же вы жестокий человек! — тихо сказала Вера Федоровна. — Мне кажется, что у вас нет детей. Вы же ничего не понимаете в жизни, не любите людей.
— Я не нуждаюсь в ваших нравоучениях и прошу не мешать мне работать. Никаких справок вам дать не могу. — Майор сел на место и деловито задвигал ящиками стола.
«Какая я дура! — думала Вера Федоровна, шагая по заснеженной улице. — Даже не нашла нужных слов, чтобы достойно ответить этому грубияну. Неужели он уже стал военкомом? Господи, сколько матерей он еще унизит!»
На работе она немного успокоилась, пошла к начальнику. Он подписал заявление о предоставлении отпуска за свой счет.
— Передайте Коле привет и скажите, что мы все желаем ему успехов.
Леонов был уже бывалым солдатом. Научился он подавлять в себе не только страх, но и тоску по дому. Правда, мысли о родных часто тревожили его душу. Особенно остро он чувствовал тоску в часы отдыха, когда Костя Кольцов брал в руки гитару и начинал петь.
Вот и сегодня. После обеда неожиданно объявили: всем отдыхать, заниматься личными делами. Ну а какие могут быть личные дела у солдата, когда он находится далеко от дома, в чужой стране?
Леонов вместе с Шуваловым и Кольцовым сходили в гарнизонный магазин. Купили сок «греко» в маленьких металлических банках, конфет и яблок. Уселись недалеко от плаца, на котором обычно проходили строевые занятия, и принялись есть все, что купили. Затем пошли к казарме и устроились в небольшой, покрытой маскировочной сеткой беседке. Костя тронул струны гитары, и почти сразу же к ним потянулись солдаты. Ребята любили слушать Кольцова. Голос у него был не сильный, но пел он с душой. Парни больше всего любили песни об Афганистане, о боевых делах. Вот и сейчас Костя, прижавшись спиной к столбу беседки, запел:
Нам сказали: там на дороге мины.
Нам сказали: вас засада ждет.
Но опять ревут бронемашины.
И колонна движется вперед.
Сразу же в беседке стало тесно, те, кто не поместился, стояли вокруг плотным кольцом.
А Кольцов уже пел другую песню:
Но останутся в памяти нашей пропыленные батальоны
И погибшие наши ребята, что всегда будут жить среди нас…
Песни звучали одна за другой, а ребята просили еще.
К беседке подошел командир второго взвода Медведев. Он был самым молодым среди офицеров. Старший лейтенант некоторое время стоял, слушая песню, затем осторожно протиснулся в беседку и тихо сказал:
— Младший сержант Леонов и рядовой Кольцов, к замполиту батальона!
В кабинете замполита батальона майора Шукалина был и замполит роты. Солдаты по очереди представились. Майор молча смотрел на них, а затем улыбнулся.
