Пиппо нашел синьору Доротею в саду; там не было никого, кроме нее. Поцеловав у нее руку, он сказал:
– Какую глупость я сейчас сделал, дорогая крестная. Мне прислали недавно кошелек…
Но как только он произнес эти слова, синьора Доротея засмеялась:
– Ну, так что же? Разве этот кошелек тебе не нравится? Разве золотые цветы не идут к красному бархату?
– Как! – воскликнул молодой человек, – неужели вы знаете?..
В этот момент в сад вошли несколько сенаторов; почтенная дама встала, чтобы принять их, и ничего не ответила на вопросы, которыми изумленный Пиппо продолжал осыпать ее.
Когда сенаторы удалились, синьора Доротея, несмотря на неотступные просьбы своего крестника, решительно отказалась сообщить ему какие-либо подробности.
Она не могла простить себе шутки, показавшей, что ей известна тайна всей этой истории, к которой она не хотела иметь отношения. И так как Пиппо продолжал упрашивать ее, то она сказала ему, наконец:
– Дорогой мой мальчик, я, может быть, действительно, оказала бы тебе большую услугу, если бы сообщила имя особы, которая вышила для тебя этот кошелек: она одна из первых красавиц Венеции и принадлежит к высшей знати; это все, что я могу сказать тебе; довольно с тебя и этого. При всем моем желании исполнить твою просьбу, я должна молчать. Я не хочу совершать бесчестного поступка и не выдам вверенной мне тайны; я открою ее только тогда, когда мне поручат это.
– Но вы можете быть уверены, дорогая крестная, что если скажете это мне одному…
– Понимаю, понимаю, – оборвала его синьора Доротея, и так как, несмотря на свою важность, она не лишена была некоторого лукавства, то прибавила:
– Ты ведь иногда пишешь стихи; не сочинишь ли ты сонет на эту тему?
Видя, что он ничего не добьется. Пиппо перестал упрашивать синьору Доротею, но его любопытство было, разумеется, крайне возбуждено. Он остался обедать у судьи Паскалиго, не решаясь уйти от своей крестной, в надежде на то, что прекрасная незнакомка посетит ее вечером. Но он видел только мантии сенаторов и высших сановников республики.
На закате солнца молодой человек оставил общество и пошел посидеть в рощицу. Он обдумал план действий и решил, прежде всего, получить от Бианкине кошелек обратно, а затем последовал совету, который сеньора Доротея дала ему, шутя, и сочинить сонет по поводу своего приключения. Он решил отдать сонет крестной матери, – будучи уверен в том, что она покажет его прекрасной незнакомке, не желая откладывать дела в долгий ящик, он начал немедленно приводить свой двойной план в исполнение.
Оправив камзол и надвинув берет набекрень, Пиппо взглянул на себя сначала в зеркало, чтобы убедиться достаточно ли он интересен, так как его первой мыслью было снова обольстить Монну, притворившись влюбленным, и уговорить ее отдать кошелек, – но вскоре он отказался от этого плана; таким путем он только оживил бы страсть этой женщины и приготовил бы новые мучения. Пиппо принял противоположное решение и побежал к ней, прикинувшись взбешенным. Он приготовился сделать ей ужасную сцену и так запугать ее, чтобы она, наконец, оставила его в покое.
Монна Бианкине была одна из тех белокурых венецианок с черными глазами, интриги которых всегда считались опасными. Она ничего не посылала Пиппо с тех пор, как он нелюбезно обошелся с ней, и, без сомнения, обдумывала тем временем обещанную месть. Необходимо было нанести решительный удар, чтобы отвратить от себя возможную беду. Монна собиралась идти куда-то, когда молодой человек явился к ней; он остановил ее на лестнице и принудил вернуться в комнаты.
– Несчастная! – воскликнул он, – что вы сделали? Все мои надежды рухнули теперь, ваша месть удалась!
– Боже мой! что же случилось с вами? – спросила удивленная Монна.
– Как будто вы не знаете? Где кошелек, о котором вы сказали, что он прислан вами? Неужели вы осмелитесь упорствовать во лжи?
– Не все ли равно, лгала я или нет… Я не знаю, где этот кошелек.
– Ты умрешь, если не отдашь его мне, – вскричал Пиппо, бросаясь к ней. И, не обращая внимания на новое платье, в которое только что нарядилась бедная женщина, он сорвал с ее груди покрывало и приставил к сердцу кинжал.