Ни Анжу, ни Нормандия не интересовали его в этот миг. Фульк вспоминал берег моря, терзающую его боль и чудесное лицо, возникшее, словно из тумана его сознания. Таким ликом могла обладать лишь фея, и вот теперь он шел рядом с этой волшебной феей по волшебному саду, пытаясь осознать и принять факт, что перед ним — земная женщина. И это совершеннейшее творение Господне награждает его своим вниманием.
— Вот видишь, — продолжала Матильда, — я уверена, и ты бы не отдал без боя свои земли.
— Пожалуй, — ответил Фульк, не особо думая, что говорит, лишь бы доставить удовольствие спасительнице.
— Я крайне раздосадована тем, как поступил король Людовик. Разве так ведет себя сюзерен по отношению к вассалу? Ведь по сути он стал скупщиком краденого, приобретающим за несколько монет добытое разбойником с большой дороги, выкупив Нормандию у подлого захватчика, Роже Сицилийского.
Граф Анжуйский вспыхнул было снова, желая сказать что-то резкое в защиту своего государя, но прикусил язык, понимая, что любое противоречие разрушит очарование прогулки.
— Господь мне свидетель — всякий может подтвердить, я не люблю войну и никогда не хотела кровопролития. Но король Франции своим низким коварством толкает меня на этот шаг. Я была бы очень благодарна вам, граф, если б по возвращении во Францию вы стали моим заступником перед своим господином. Вам, конечно же, известно — хоть Гарольд III больше ромей, нежели нормандец, его военная слава бежит куда дальше, чем летят стрелы руссов. И точно так же, как некогда мой дед, пришедший сюда из-за моря, завоевал Англию, Гарольд может перейти Английский пролив в обратную сторону и сокрушить престол графов Иль-де-Франса. Мне достоверно известно, что многие бароны Нормандии с радостью поддержат дочь своего герцога и ее мужа.
У Фулька Анжуйского стучало в висках, он чувствовал, что земля вот-вот уйдет у него из-под ног. Душа его рвалась на части: с одной стороны, он понимал, что должен как можно скорее спешить к королю и, если это возможно, предотвратить зреющую бурю, но в то же время сознание, что придется расстаться с королевой его грез, лишало сил и делало ноги ватными.
Матильда остановилась, стараясь разглядеть на лице собеседника впечатление, произведенное ее последними словами. В темных, распахнутых глазах Фулька читались смятение и боль.
— Тебе плохо, мой мальчик. — Она встревоженно прикоснулась рукой к его лбу.
— Да, — выдавил из себя анжуец, чувствуя прилив крови к щекам.
Матильда невольно улыбнулась — еще никто и никогда не глядел на нее так. Она даже объяснить не могла как. Покойный супруг, император Генрих, постоянно смотрел куда-то вдаль, лишь изредка с удивлением замечая ее. От Конрада — герцога Швабского и наперсника ее детских игр — так и веяло страстью, но Матильду он только желал. А любил корону. Король Гарольд, которому отец вручил свою дочь как награду, был грубовато-нежен, но чересчур суров. Матильда опасалась встречаться с ним глазами, подсознательно ощущая, что, не меняясь в лице, ее суженый может снести голову неугодному и, вернув меч в ножны, как ни в чем не бывало продолжать беседу.
Этот юноша глядел на королеву так, будто в мире не существовало более ничего, достойного внимания. Она почувствовала себя неловко оттого, что завела с гостем беседу о своих законных притязаниях на Нормандию, о войне…
— Ты, должно быть, беспокоишься о близких? — чтобы как-то сгладить впечатление, спросила Матильда. — Можешь не волноваться: сюда, в Лондон, недавно приходил корабль из Нормандии — я велела передать Людовику и герцогу Анжу, что небо по-прежнему хранит тебя и, благодарение Господу, вскоре ты будешь совсем здоров.
— Корабль из Нормандии? — сконфуженно переспросил Фульк.
— Да, мой дальний родич — виконт де Вальмон — прислал вино для королевского стола. Род де Вальмонов уже в четвертом поколении имеет привилегию поставлять ко двору вина из Шампани, Бургундии и с берегов Луары. — Она заметила, что лицо юноши начало бледнеть. — Что-то не так, мой друг?
— О нет, — сдерживая волнение, проговорил юноша. — Я благодарен вам за заботу.
