— Чем обязаны? — начал Камдил, но слова его были заглушены речью ангела.
— Кого желаете спасти вы, несчастные? Мальчишку безродного или злокозненного врага рода человеческого, принявшего его облик? Зачем пришли вы из мест, коим нет названия меж сущих в этом мире? Знаю я, что польстились вы не на злато, не на власть, не греховные помыслы сбили вас с пути истинного — но хитрые речи брата моего, Андая. Оттого и пожелал я прежде говорить с вами. Помните: когда не склоните гордую выю пред ликом моим, то не сносить вам головы.
— А конкретней? — прервал его Камдил.
— Да ты че, Капитан? — остановил Вальдара Лис. — Пусть себе тарахтит — видишь, как его от этого прет? У нас в церкви поп вот точно так же…
Стоящее до того спокойно дерево-столеток вдруг рухнуло, едва не задавив оперативников.
— Убедительно, — разглядывая покачивающиеся примятые ветви, криво усмехнулся Камдил.
— Ведомо ли вам, — сдвинув брови к переносице, говорил ангел, — что тот, кому вы тщитесь помочь, лишь мнится человеком, на деле же он — змей-искуситель, обольститель сынов Адамовых?
— Ты уже говорил об этом, к чему повторяться?
— Чтобы лучше уразумели, какой обманный свет указывает вам дорогу. Чем прельщает вас речь Андаева? Тем ли, что обучил он знаниям и умениям живущих меж небом и землей? Но в какую бездну влекут эти знания и умения? Как зерна в борозду, силой того знания сеют человеки смерть вокруг себя, и все, что взошло под солнцем, что сотворено руками по воле Андаевой, таит дыхание смерти.
— Так уж и все? — усомнился Лис.
— Молчите, ибо в молчании смирение. Откройте душу для слов моих — в них свет истины.
— А нельзя как-нибудь попроще? — перебил Лис. — А то свет какой-то рассеянный.
Ангел на мгновение умолк, пораженный его дерзостью.
— Уважаемый, простите, не знаю, как вас зовут… Насколько я понимаю, вы желаете просветить нас по поводу бренности знаний, опасности навыков и тошнотворности человеческой жизни, — вступил Камдил. — Сказать честно, мы уже в курсе. Вероятно, — рыцарь критически посмотрел на ангела, — в противовес попытке человека освоить этот мир самостоятельно вы собираетесь приобщить людей к страху божьему, то есть заставить мир ждать чуда в каждом индивидуальном случае. Должно быть, упование на вашу милость дает вам чувство востребованности и внутренней правоты, но, по-хорошему, все это чушь.
— Не гневи меня, — возмутился наконец пришедший в себя ангел.
— Почему? Вы можете нас убить? Эка невидаль. Любой, кто пускает стрелы с тех башен, может сделать это не хуже вашего. А в загробном мире, — поверьте, я знаю, о чем говорю, — вовсе не так мрачно, как о том думают доверившиеся вам простаки. Так что давайте без красивостей и спецэффектов. Что вам нужно?
Ангел сложил крылья, пригасил сияние и начал с досадой в голосе:
— Андай, как и я, бессмертен. В вашем понимании. То, что Бернар Клервоский снес ему голову, не означает ровным счетом ничего. Мой братец так же легко меняет свой вид, как прочие змеи старую кожу. Он всегда обновляется, хотя при желании способен вернуться в отсеченную голову и начать разговаривать как ни в чем не бывало…
— Милое свойство. И весьма полезное, — хмыкнул Лис.
— Не перебивайте меня, — повысил голос ангел. — Вы сказали правильно — знания, которыми Андай потчует людей, пагубны, ибо души их грязны и несовершенны. Но как дети падки на сладости и способны забыть об истинно важном, так и дети Адама поглощают внешние знания, не заботясь о том, что находится внутри каждого… — он поглядел на Лиса, — я говорю о душе, а не о желудке.
— Уж и подумать нельзя, — усмехнулся Лис.
— Вы сами прекрасно знаете, к чему это может привести. Вы странствуете по мирам, точно рыцари Креста, не жалеющие своей жизни для отвоевания Святой Земли, и свершаете подвиги, желая спасти тех, кто вас об этом не просил. Вы поступаете так, будто лучше прочих знаете, что кому пойдет на пользу, а что нет. Мы делаем то же в нашем мире. Нашем, — подчеркнул ангел. — Это существенное отличие. А потому я хочу договориться с вами. Покуда в душе мальчишки ипостась Андая борется с его собственной, вы уведете его.
