— Смотри. — Камдил указал на серебряную дарохранительницу. — Лицо…
Отчеканенная физиономия непрерывно меняла выражение, ее то и дело искажали непонятные гримасы.
— О как! — Лис обошел загадочный предмет. — Маманя дорогая! Вальдар, у него лицо со всех сторон!
— То есть как?
— То есть так! Даже сверху!
— Сережа, осторожней! Это Бафомет! Настоящий Бафомет, а не его двуликое изображение!
— Зашибительский прибамбас! Они что там, оба поместились?!
— Оба! Воплощенные единство и борьба противоположностей.
— Шо-то мне это напоминает. Старый вопрос: начнется ли очередная мировая война? Ответ: война не начнется, но будет такая яростная борьба за мир, что камня на камень не останется. Это два в одном от тяжких мыслей не бабахнет?
— Может. Но это уже вопрос к спецам.
Гуго де Пайен и его собратья, не обращая внимания на собратьев по оружию, склонились над Бернаром.
— Да вы не волнуйтесь, — послышалось из круга, — он не помрет, я его излечу.
Мраморная балюстрада дворца была залита весенним солнцем.
— Ваше величество, — монах-василианин склонился перед императрицей, — когда цезари былых времен могли бы видеть нынче благословенную Никотею в могуществе и блеске славы, когда бы могли знать они мудрость замыслов ваших, никто из них не усомнился бы именовать вас Цезарем и Августом — равным среди великих мужей.
— Я рада встрече с тобой, отец Георгий. Рада, что именно ты привез мне вести из Британии. Глубина разумения твоего мне давно ведома, и я бы желала держать тебя подле себя. Пока же скажи, что велела передать моя венценосная родственница, королева Матильда?
— Те условия, которые были предложены вами и королем Людовиком Французским, во многом справедливы и полезны. Но королева Матильда не может дать окончательный ответ без решения мужа.
— Ну конечно! Я не ожидала иного. Разве слабой хрупкой женщине одной управлять державой? — Никотея чуть помедлила. — А скажите, отец Георгий, правду ли говорят, что посланец короля Франции, граф Фульк Анжуйский, в большом почете у ее величества?
— Чистая правда.
Императрица задумчиво кивнула:
— Прошу извинить меня, святой отец, если я в твоем присутствии займусь еще кое-какими делами. Муж пропадает в войсках, и я вынуждена в меру сил помогать ему. Но я прошу тебя остаться — отдохни, друг мой, откушай с дороги. — Она хлопнула в ладоши.
Четверо смуглых мускулистых невольников вынесли низкий стол и расшитые подушки. Затем четыре невольницы с занавешенными лицами, но одетые так, что Георгию Варнацу пришлось прикрыть глаза, дабы не вводить себя в искус, уставили стол яствами, фруктами и кувшинами с вином.
Одна из невольниц наполнила до краев кубок и придвинула его посланцу английской королевы, да так и осталась ожидать новых распоряжений.
— Барон ди Гуеско ждет приема, — напомнил стоящий позади установленного на балюстраде переносного трона рыцарь Надкушенного Яблока.
— Скорее зовите его!
Анджело Майорано выглядел уставшим, но весьма удовлетворенным:
— Ваше величество, я счастлив…
— Оставим этикет. Я жду новостей!
— Ваше величество, я добрался сюда через Дакию, Фракию, через горы, через леса, полные опасностей, добирался, чтобы опередить первый корабль…
— Граф, я помню о своем обещании. По твоему лицу я вижу, что у меня есть основание его исполнить. Говори.
— Херсонес восстал. Русь поддержала его. Я намекнул Великому князю Мстиславу, что вы знаете, для чего василевсу Иоанну так нужна Матраха. А также о том, что вам, как члену императорской семьи, наверняка известен секрет греческого огня.
— Увы, нет. Но это и не важно. Не пройдет и недели, как я узнаю его — как только первый корабль сможет войти в бухту Золотого Рога… Прекрасная новость, дон Анджело! — Никотея хлопнула в ладоши. — Это следует отметить!
Вино густой струей полилось в принесенные кубки, и легко одетая невольница, не забывая кланяться, подала их всем, находившимся на балюстраде.
— За Нику, приносящую славные победы! — возгласил Анджело Майорано.
Никотея прикоснулась губами к краю серебряного кубка и сделала несколько жадных глотков.
— Моя госпожа… — услышала она совсем рядом.
Невольница, разносившая вино, сорвала паранджу и устремила на императрицу пронзительный, точно раскаленный, взгляд черных, как адская бездна, глаз.