* * *
Неровная линия деревьев на горизонте светлела, и ранние птицы начинали щебетать, радуясь приходу нового дня. Заутреня уже окончилась, и аббат Бернар с монастырской стены глядел на ведущую к воротам дорогу. В стороне, почти у самой кромки леса виднелись несколько всадников, над которыми реяло усыпанное золотыми лилиями лазоревое полотнище баньеры.[65]
— И дали мне в пищу желчь. И в жажде моей напоили меня уксусом, — шептал аббат, и слова псалма звучали гневным призывом, обращенным к Отцу небесному. — Да будет трапеза их сетью им, и мирное пиршество их — западнею. Да помрачатся глаза их, чтоб им не видеть, и чресла их расслабь навсегда. Излей на них ярость твою, и пламень гнева твоего да обымет их.
— По-прежнему стоят? — Брат Россаль приблизился к настоятелю и склонил голову для благословения.
— Стоят. Скоро должны меняться.
Точно повинуясь его приказу, из леса выехали с десяток всадников и, что-то кратко обсудив с бывшими в карауле, заняли их место.
— И так пятый день, — заметил брат Россаль. — Вчера кто-то пытался сюда пробраться, спрятавшись в воз с сеном — сено истыкали копьями, беднягу ранили, вытащили на свет божий и куда-то уволокли. Быть может, повесили.
Бернар неотступно следил за горизонтом. Казалось, он не слушал брата келаря, но тот нимало не смущался подобным невниманием.
Вдалеке показался воз, груженный снедью, и выставленный из леса патруль начал тщательно осматривать корзины с капустными головами и мешки с луком. Когда процедура осмотра была закончена, один из всадников довольно грубо спихнул возницу с козел, занял его место и, стегнув кнутом лошадей, направил возок к воротам.
— Виданное ли дело — в христианской стране держать в осаде монастырь?
— «И составили против него заговор слуги его, и умертвили его в доме его», — произнес нараспев Бернар. — Вторая книга Паралипоменона, глава тридцать третья, стих двадцать четвертый. «Поднявший руку на Господа где найдет спасение от гнева Божия?»
Между тем воз подъехал к воротам, те отворились, и монахи споро начали разгружать доставленную в монастырь провизию. Вот уже пятый день каждое утро процедура эта повторялась вновь и вновь. Волею короля никто без его личного соизволения не смел входить в аббатство, и ни один монах — будь то сам настоятель или же последний новиций — не смел выходить из него.
— Преподобный отче, — позвал негромко из монастырского двора один из клириков.
Бернар степенно повернулся.
— Что тебе, сын мой?
— У нас гость.
— Гость? — удивленно переспросил настоятель.
— Да, и он жаждет увидеться с вами. Мы омыли его, но…
Аббат стал медленно спускаться:
— Следуй за мной, Россаль, брат мой. Хорошо бы узнать, кого это Господь посылает к нам в такой час.
«Посланный отцом небесным» гость встречал Бернара Клервоского в одних подштанниках, дрожа от холода и пританцовывая, чтоб хоть как-то согреться. Мокрая одежда валялась рядом, а над чашей вина, поднесенной ему одним из монастырских братьев, поднимался гвоздичный аромат.
— Как звать тебя, сын мой? — обратился к неизвестному взволнованный аббат.
— Жак д’Авеню, — клацая зубами от холода, проговорил юноша столь худощавый, что, казалось, мог бы спрятаться в тени копья. — Я — человек графа Тибо Шампанского.
Глаза Бернара радостно вспыхнули.
— Как же ты пробрался сюда?
— По сточной канаве. Правда, здесь в стене была решетка, и пришлось долго выковыривать один из железных прутьев, чтобы пролезть. Но что ж делать. — Юноша вновь прильнул к чаше с горячим вином.
— Принесите ему одежду, — скомандовал настоятель.
— Уже послали, — сообщил монах. — Сейчас будет.
— Мой господин велел передать, — отрываясь от согревающего напитка, вновь заговорил посланец, — что крайне разгневан злодеянием, на которое решился король. Тем паче что люди толстяка своевольничают не в Иль-де-Франс, а в нашей Шампани. Граф Тибо разослал гонцов к верным людям, и скоро вся Франция вспыхнет, дабы покарать слугу Антихриста и лишить его не только короны, но и самой головы. Вам стоит лишь приказать, и храбрый Гуго де Пайен с его рыцарями и мечами проложит торный путь в Клерво. И нет силы, которая бы устояла пред силою воинов Христовых.
