— Потом наговоритесь. Баня готова. Пойдем, покажу, где будешь жить, — во взгляде, в усмешке и в этом жесте была либо предопределенность будущей связи между Аликом и Анной, либо Виктор знал о том, что произошло у озера.
Гость встал, подхватил куртку и сапоги, он был рад, что товарищ оборвал неловкую встречу. Но в душе саднила какая-то обида. Он молча зашлепал вслед за Виктором босыми ногами по ступеням лестницы. Аня сидела у огня не шелохнувшись, будто не заметила его ухода.
— Что она такая? — спросил Алик.
— Отличная женщина, — улыбнулся Виктор. — Рекомендую… Но заскоки бывают, — вдруг мотнул головой с похолодевшими глазами: — Где их взять, баб без заскоков? Пройдет.
На втором этаже узкий, как на кораблях, коридор делил помещение на две половины: четыре комнаты в одной, три — в другой. Слышно было, где-то в конце помещения, за переборкой, шумели дети.
— Вот твоя комната, — толкнул легкую дверь Виктор.
Узкая, как каюта, каморка. Дверцы шкафа в стене, между ним и топчаном проход в полметра, узкое и длинное, как в камере, оконце под потолком. Алик открыл фанерную или картонную дверцу — пусто. Бросил в шкафчик куртку и залатанный свитер, увидел надпись, откинул дверцу так, чтобы на нее падал тусклый свет окна и успел прочесть нацарапанное на деревянной планке шариковой авторучкой: «Ментуете, суки». Снова появился Виктор, в шлепанцах, уже голый по пояс, хорошо сложенный.
— Пошли?
Алик взглянул на него и сбросил грязную рубаху. Они спустились в зал. Аня, сидя в той же позе, даже не обернулась.
По обе стороны от двери, через которую Алик впервые вошел в жилое помещение, были еще две узкие и низкие двери. Вошли в левую. Просторная прихожая с цинковым корытцем у стены, три медных крана над ним, как в казарме. Виктор скинул с себя всю одежду, распахнул следующую дверь. Теплое облако пара вырвалось из-за нее и растеклось по потолку.
Алик оглянулся, разыскивая крючок, — не нашел. Тоже скинул одежду, бросил на облупившуюся стиральную машину и шагнул следом.
«Мать честная!» — опять подумал он. Два прямоугольника ванн вдоль стен, оклеенных или завешанных клеенкой; облупленных, пожелтевших, но настоящих городских ванн, которые затащить на эту высоту можно только вертолетом или лебедкой, в них булькая, набиралась вода. Над ваннами, на изгибающихся стояках висели рассеиватели душа. Виктор уже лежал в воде, блаженствовал, задрав длинные ноги, которые не умещались в ванной.
— Прошу! — указал на соседнюю. — Пара пока нет. Леха обещает сделать настоящую русскую баньку, да все руки не доходят.
Алик с восторгом опустился в воду. От ее обилия и блеска кружилась голова.
Он обычно довольствовался детской ванночкой, оставшейся на старом месте по наследству от прежнего чикиндиста. Минут десять он лежал молча и неподвижно, ощущая, как потеет давно немытое тело, вспоминая подробности такого удивительного дня. Потом не спеша стал намыливать густые, отросшие и нечесаные волосы. Последний раз он стригся весной.
Дверь распахнулась, в ванную комнату непринужденно вошла высокая и очень стройная женщина в шортах, в белой майке. Алик от неожиданности занырнул под растекшуюся по воде мыльную пену. В движениях женщины была странная грация нескладного подростка, еще не вполне овладевшего своим телом. Где-то он видел это лицо. Вспомнился истукан возле камина: формами тела вошедшая женщина походила на блудницу, лицом — на девочку, глядящую в противоположную сторону.
Она улыбнулась Виктору, повесила на крючок два полотенца. Остатки улыбки, предназначенной другому, скользнули и по лицу Алика. Женщина вышла, высоко, как гвардеец, неся голову.
— Моя жена, — сказал Виктор и рассмеялся, отплевываясь водой. — Что глаза по тарелке? Понравилась?
— Ничего, — ответил Алик. В чужом доме не следовало удивляться нравам семьи. В этом смысле опыт у него был большой.
Мылся он долго, не спеша: когда еще выпадет такой случай в горах? Виктор его не поторапливал. Распаренные, они вышли в прихожую с казарменными умывальниками. Вытирая полотенцем голову, Алик вдруг завертелся.
— Вы чо? — спросил раздраженно. — Штаны-то куда дели? И трусов нет.
