– Бум!
Маузер пошел по бревну, с брезгливой осторожностью переставляя лапы, совершенно не приспособленные для такой ходьбы. Природа предоставила деревья – стоящие и поваленные – зверью из семейства кошачьих. Но выучка позволяла и собаке преодолеть отвращение к ненадежному, тонкому стволу, перекинутому над рвом.
Спрыгнув на землю, Маузер остановился и вопросительно поглядел на хозяина. Теперь его надо было погнать на лестницу – упражнение, еще более ненавистное собакам, чем ходьба по бревну. Но Геворка обуяло тщеславие. «Вот что умный и опытный проводник может делать с дисциплинированной собакой!» И он властным жестом приказал псу вернуться по буму обратно.
Маузер пошел по бревну еще раз. Лапы у него разъезжались.
– А ну еще! – Геворк самодовольно усмехался. – Бум!
Маузер постоял, подумал, угрюмо зевнул и, неторопливо повернувшись, затрусил к вольеру, согнувшись, прополз под дверцей и лег на подстилку.
– Ко мне! Ко мне! – разъяренно кричал Геворк.
– Оставьте старика в покое, – весело посоветовал журналист, – пес просто решил, что вы над ним издеваетесь.
Полковник молчал.
Андрей понимал, в чем дело. Маузер, давно не работавший на плацу, усомнился в своих силах. Теперь его уже не заставишь выйти из вольера. Андрей вздохнул и пошел за Дикарем.
Он слышал, как за его спиной Геворк объяснял гостям:
– Кличка «Дикарь», или «Карай-второй». От хороших родителей: мать – Дианка, отец – известный Карай, который одно время в нашем питомнике шел вровень с Маузером. Проводник Витюгин, очень толковый. Дикарь – середняк. Ничем особенным пока не отличился.
Все это было верно. И обидно.
«Карай шел вровень с Маузером». Как бы не так! Такого пса, как Карай, в питомнике, может, никогда больше не будет.
Дикарь стоял в вольере, просунув нос меж прутьев, и, вздрагивая от волнения, ждал хозяина. Он молчал, когда мимо проходили чужие люди. Завидев Андрея, он тихонько заскулил и начал вертеться в вольере, становясь то у одной, то у другой стенки на задние лапы. Из клетки он выскочил стремительно, но сразу присмирел и стал у левой ноги хозяина – все сделал, как полагается. При этом он не обидел и себя – тихонько потерся серым боком об руку Андрея и застенчиво, с никогда не гаснущей надеждой заглянул в лицо человека: «Ну как, хозяин, добрый ты сегодня?» Андрей молча пристегнул поводок и пошел с собакой на плац.
После Маузера, наверно, Дикарь покажется гостям ничтожеством. Это естественно. И обижаться тут нечего.
Все же Андрей не ждал, что журналист предложит:
– Снимите одну доску. Высоко для него.
– Нет, – сухо проговорил Андрей, – должен взять.
Он жестом послал Дикаря вперед. Пес прыгнул. Он очень хотел выполнить приказ, очень старался, но задние лапы не нашли опоры, скользнули по доске, и пес упал на землю.
Полковник сказал:
– Вы не чваньтесь, можете уменьшить высоту.
Андрей упрямо мотнул головой:
– Служебно-розыскная собака обязана брать два метра, товарищ полковник.
Дикарь повернул морду к хозяину, чуть шевельнул настороженными ушами. В его глазах Андрей прочитал готовность. Ничто не отвлекало пса. Все дело только в том, что он разболтался без тренировки.
Надо было подать команду. Андрей медлил.
Он шагнул вперед и положил руку на теплую плоскую собачью голову. Дикарь вздрогнул, весь сжался на секунду от непривычной ласки. Андрей чувствовал, как напряглись у собаки мускулы. Он сильнее сдавил мохнатую теплую голову. И это было как просьба: «Сделай ради меня».
«Ради тебя – могу, – сказали преданные собачьи глаза. – Ради тебя – что угодно».
– Барьер!
Собравшееся в комок серое тело метнулось к щиту. На секунду оно показалось Андрею ракетой, выпущенной в небо.
– Ну и прыжок! – восхищенно сказал журналист.
Этого успеха Андрею было мало.
– Барьер!
Второй прыжок был еще лучше прежнего.
…Почему же все-таки Андрею сейчас так неловко перед самим собой? Почему не радуют успехи Дикаря?
Ведь он ни за что не приласкал бы собаку просто так, бескорыстно, хотя и знал, как ей этого хочется. Сердце не звало его переступить раз навсегда намеченные границы делового контакта. Зато, когда от собаки потребовалось чрезмерное усилие, тогда – пожалуйста! – он снизошел до ласки. И в этом было что-то унизительное, спекулятивное. А главное – что-то такое, чему в дальнейшем все равно не будет места в отношениях этого человека с этой собакой. Андрей как бы обманул собаку – вот что было самое неприятное.
