Хороший город. Не может быть, чтоб ему здесь не повезло.
Вот только где устроиться жить хоть на самое первое время? Где сегодня переночевать?
На вокзале он подошел к пожилой женщине-железнодорожнице. Спросил, не знает ли она, где снять угол на неделю.
– Это нетрудно. – Она дружелюбно оглядела Вовку. – Можно у меня остановиться, устрою в комнате с моими ребятами. Но ты к кому приехал? Где твои вещи?
Он молчал.
– Мальчик, где твои родственники? Ты где постоянно живешь?
Вовка пробормотал что-то невнятное. В это время женщину позвали к начальнику.
Вот о чем он не подумал! Конечно же, все будут спрашивать, для чего он приехал в Ереван, требовать документы, интересоваться, почему у него нет никаких вещей.
Надо как-то выкручиваться.
Уже несколько часов он ходил по городу и ничего толкового не мог придумать. В конце концов решил вернуться на вокзал и сказать этой женщине, что у него умерла мать, близких родственников нет. А в Ереван попал вот как. Здесь жила тетка, приехал ее поискать, а она, оказывается, в прошлом году тоже умерла. Вдобавок другая беда – по дороге его обокрали, и теперь он не знает, что делать. Всё это надо выложить побыстрее, чтобы она не успела задуматься, и попросить: «Пустите, тетя, пожалуйста, переночевать, деньги у меня есть – я уплачу».
Деньги у него, правда, еще оставались. Довольно много. Деньги он этой женщине покажет, чтобы она не сомневалась.
Тщательно обдумав все это, он успокоился.
«Проживем, не растеряемся!» – убеждал он себя.
Теперь Вовка забрел совсем уж непонятно куда. Базар здесь был, что ли? Бородатые мужчины в папахах тащили на веревке жирных баранов. Старик подгонял сухонькой палочкой ишака, навьюченного мешками, огромными кувшинами, в которых что-то булькало. Пробежала черноглазая девушка с двумя ведрами, в одном – доверху виноград, в другом – персики, крупные и многоцветные, как детские мячи.
Возка огляделся. Он стоял перед приземистым зданием. Баня. А почему бы не зайти и не помыться? Он взял в кассе билет, а в зале ожидания купил мочалку и мыло. Вот и появилось у него первое личное имущество.
Купающихся было мало. Вовка пустил два душа – холодный и горячий, – перебегал из одной кабинки в другую.
– Эй, Скелет, подсоби…
Голос доносился из парного отделения. Вовка понял, что зовут его. Но почему же «скелет»?
В парном отделении были широкие деревянные ступени. На одной из них распростерся и хрипел какой-то мужчина. Пахло распаренным деревом и еще чем-то вроде спирта.
– Вы меня звали, дядя?
– Подойди, Скелет.
Вовка сделал два осторожных шажка.
– Подсоби на ноги встать.
– Вам плохо, дядя?
– Будет худо, ежели выдуешь ведро водки.
Мужчина сидел теперь на ступеньке, раскачиваясь и зажав ладонями широкое, неестественно красное лицо.
– А для чего вы так много выпили?
– Надо было. Мне не пить невозможно. – Он застонал, потом заскрипел зубами и всхлипнул.
Вовка испугался:
– Может, вам воды подать? А хотите, попрошу, чтобы принесли лекарство?
– Никого не касается. Набери водички холодной. Полное ведро.
Вовка не понимал этого человека. Водки ему нужно ведро. Воды холодной – тоже ведро. Разве это человеческая мерка?
Он притащил в парильню деревянную бадью с ледяной водой.
– Пейте, дядя!
– Не… Не пить… Ты обкати меня со спины…
Вовка опрокинул бадью. Дядька охнул.
– Еще разок, Скелет, с головы…
После второй бадьи он немного отошел и, опираясь на Вовкино плечо, выбрался из парилки.
Сел на каменную скамью. И только теперь стало видно, что это не дядька, а парень лет двадцати пяти.
Его короткое туловище было сплошь исчерчено татуировкой.
На руке красовалась надпись: «У любви, как у пташки, крылья».
– Обрезали мои крылья!
Парень выпятил крутую грудь. Наколка здесь была почти совсем свежая. Вовка прочитал: «Отомсти за друга Геннадия».
– Вот это выполню!
Он стал опять раскачиваться из стороны в сторону и всхлипывать. Вовка по своей инициативе притащил холодной воды и обкатил парня. Тот вскрикнул:
– Ты чего? Тебя просили?
Пошел под душ, а когда вернулся, то Вовке показалось, что лицо у него стало более осмысленным, подобрело.
Вовка осмелел:
– С вашим другом Геннадием, наверно, нехорошо поступили, да?
