– Спитак-гет.
– Сколько до нее?
– Километров двадцать.
Помолчали. Подумали. Двадцать километров тоже не шутка!
– Дьякон, – Васька Короткий поднял руку, как школьник на уроке, – хотя ты и серчаешь, но я опять скажу. Вот ты этот народ отпускаешь в колонию. А они придут и стукнут начальнику: машину бросили там-то и сами подались туда-то. Хорошо это для нас будет?
– А они не скажут, Вася. Не такие они. Не скажете?
Возвращающиеся загалдели вразнобой:
– Мы к вашему побегу непричастны! Вы нас силком с собой утянули!
– Мы ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знаем!
– Вот, Вася, какие это золотые люди. Они нас не продадут. Счастливо, ребята! Доброй жизни вам в клетке за решеткой!
– Не ломайся, Дьякон! – отвечали уже издали уходящие. – Не выставляй себя героем!
Они торопились. Как бы вожак не переменил решение…
Но, как только они скрылись из виду, Числов озабоченно приказал:
– Залазь, братва, обратно в машину.
Никто не шевельнулся. Очень уж неожиданным было это распоряжение.
Поглаживая автомат, Короткий лениво проговорил:
– Дьякон шутит!
Федор Пузанков выскочил вперед. Его трясло – от холода или от злости.
– Для чего ты людям голову крутишь? Большого начальника из себя строишь, да? Решили податься на этот Спитак или нет? Теперь твоей левой ноге другого захотелось – скачите все в машину и еще будем куда-то ехать!
– Феденька, милый человек, – ласково сказал Числов, – я тебя и раньше дурачком считал, а сейчас вижу, что у тебя котелок совсем не варит. Хотите, братва, чтобы я объяснил? Объясню!
Он подошел к самому краю камня и присел на корточки.
– В город мы ехать не можем. Почему? Автоинспекция на первом же контрольно-пропускном пункте всех бы нас зацапала: роба на нас лагерная, у шофера прав никаких. Пешком мы бы добирались в город двое суток. Тебе это понятно, Федя, или разъяснить?
– Отцепись от него, Дьякон, – сказал Визгиленок.
– Если среди вас есть, кроме Феди, еще дурачки, то, может, кто из них думает, что Геннадий Числов в одиночку не найдет себе путь на волю? Кабы я о вас не думал, а только о себе, то легкая была бы моя дорога. Но я пообещал, что всех выведу. Верите вы мне или нет? А может, разойдемся? Спасайся, кто сумеет!
– Да что ты! Верим тебе! – наперебой заговорили беглецы. – Как вел, так и веди!
– Тогда без разговоров давайте в машину!
Он подождал, пока все влезли в машину и разместились в кузове. Он мог не давать им больше никаких объяснений, и так все покорились теперь его воле. Но у него было хорошее настроение. Пусть они знают, какой он хитрый и как все в точности обдумал.
– Эх, чудодеи! Так никто из вас ничего и не понимает? Но надо же хоть немножечко шевелить мозгами! Нас будут здесь искать, будут в Спитак-гете ловить, а мы окажемся совсем в другом месте.
– С чего это они будут нас здесь искать? – спросил кто-то. – Откуда узнают?
– Да потому, что эти самые ребятишки, которые поклялись молчать перед начальством, – вот они и продадут нас, они и сообщат, где нас ловить нужно! И вот на это я и рассчитываю!
Он полез в кабину.
– Поехали! Полный вперед!
Майор Гукасян хоть и дремал, но все видел. Когда на дороге перед машиной появился человек на ишаке и призывно поднял вверх руку, майор сонным голосом сказал:
– Кому-то мы понадобились… Остановить машину!
Всадник торопливо спрыгнул на землю.
При свете фар он углядел милицейскую форму на Андрее, воинскую фуражку майора – и обрадовался.
– Ой, хорошо! Милиция? Очень хорошо. Ты начальник? Дело к тебе есть.
Вылезший, чтобы поразмяться, Дикарь осторожно ходил вокруг ишака и, по собачьему обычаю, пытался обнюхать его сзади. Ишак поворачивал голову на гибкой шее, и его огромные уши почти соприкасались с остроугольными настороженными ушами собаки.
– Дело есть – излагай, – велел майор Гукасян.
Дело было вот какое. Владелец ишака – чабан, житель селения Караджур. Он с маленьким сыном пасет здесь колхозных овец. Часа три назад показалась машина. В ней было много людей. Что за люди? Откуда? В Караджур автомашины прибывают не часто. Дорога плохая. Чабан хотел выйти навстречу из-за пригорка, предложить свои услуги, спросить: «Кто вы? Куда едете? Не хотите ли отдохнуть у костра, съесть сыру с лавашом, выпить вина?» Хорошо, что он не сделал этого. Люди были хуже зверей. Они ругались, дрались, набросились на машину и разбили окна. Сильный шум подняли. Потом ушли. Спустя пять или десять минут он услышал издали выстрел. Почему стреляли, не знает. Он сказал сыну: «Эти плохие люди пошли в наш Караджур. Садись на своего ишака, бей его палкой, торопись по обходной тропинке как только сможешь. В Караджуре разбуди председателя и все, что мы видели, расскажи!» Сын уехал. Но до села – двенадцать километров. Он беспокоится за сына. Стоял на дороге, смотрел – и вдруг милиция. Очень хорошо!
