Плакаты, как считает Андрей, никому не нужны, потому что работающие в питомнике милиционеры и сами все эти правила знают, а посторонним ничего этого знать не положено.
Но капитану Миансарову кажется, что плакаты внушают милиционеру веру в себя и презрение к преступнику. Капитан самолично нумерует плакаты химическим карандашом, развешивает по стенам и время от времени рапортует начальству: по учебному плакату номер такой-то проведено тренировочное занятие с наличным составом проводников и достигнуто, таким образом, повышение их квалификации.
– Так как же, товарищ капитан, насчет моего вопроса?– настаивает Андрей.
– Какого вопроса?
– Переменить собаку, товарищ капитан.
– То есть ты хочешь мне намекнуть, что Карай тебе не подходит?
Насчет клички собаки – это давний спор Андрея с капитаном Миансаровым.
Действительно, было время, когда щенка звали Караем. В документах он и сейчас именуется: «Карай-второй». В память о лучшей собаке питомника, погибшей на работе. И на эту кличку щенок имеет право, потому что он сын знаменитого Карая и Дианки. Сколько надежд возлагалось на весь этот помет! Ах, если бы щенок взял от Карая могущество и красоту, безрассудную храбрость и то особое, почти сверхъестественное чутье, которое даже у собак бывает у одной на тысячу, а у Дианки он взял бы смышленость, покорность, склонность к дисциплине! Но темные силы, управляющие наследственностью, не сложили воедино все эти прекрасные качества, а перемешали их в котле по-своему. Пожалуй, только один Андрей не сразу заметил, что у него растет щенок, ничем не напоминающий родителей. Капитан Миансаров на четвертом месяце определил: «Ждали льва, не получить бы нам баранчика». В отличие от родителей, у щенка выявился стандартный серый окрас. Морда была бы хороша, но на ней остался поперечный шрам от неудачно захлопнувшейся дверцы вольера, и она казалась какой-то укороченной. Не было и той гордой посадки головы, которой славился Карай. Но мощные лапы и широкая грудь с белой отметиной подавали надежду, что щенок еще выровняется, наберет роста и силы. Не осуществилось и это. Его настигла чумка – самая страшная болезнь молодых собак. Щенок поправился, но отстал в росте, и еще долго потом у него тряслись задние лапы.
Время, в которое формируются все лучшие качества собаки и определяется ее экстерьер, было потеряно. А ведь после первых шести месяцев, как известно, овчарки почти уже не растут, а только мужают.
Приземистого, еще не вполне оправившегося молодого пса увидела Ева, жена Андрея, и удивилась:
– Ну, какой же это Карай! Просто замухора…
И тут Андрей впервые поглядел на щенка чужими глазами. Чуть натягивая поводок, стоял, тряся задом, приземистый, широкогрудый, простоватый кобелек и беспокойным взглядом молил ласки или хоть снисхождения.
В самом деле, ну какой это, к черту, Карай!
С того дня Андрей упрямо стал звать пса незаконным именем – Дикарь. И не один раз пытался отказаться от работы с ним.
– Я и не скрываю, товарищ капитан, – сказал он, – Дикарь меня совершенно не удовлетворяет. Вот, например, сегодня…
И он снова начал рассказывать про то, как пес не смог почуять спрятанные среди досок вещи. Правда, на этих досках люди стояли, зрители…
– Эх, если б мы могли работать только кто с кем хочет! – Капитан Миансаров мечтательно повел головой от плеча к плечу. – Первым делом, милый друг, я бы тебя отчислил.
Андрей не понял шутки, спросил обидчиво:
– Чем же это я вам напоследок не угодил, товарищ начальник?
– А на кой питомнику такой капризный милиционер? Кроме того, ты и как человек очень хитрый.
– Из чего видно, товарищ капитан, что я такой уж хитрый?
– И это тебе скажу. Зная, что я подал в отставку и сдаю дела Геворку, ты являешься ко мне. Я тебе не раз уже отказывал, но сейчас тебя это не смущает. Расчет у тебя такой: капитану в данную минуту безразлично, что будет в питомнике, и номер пройдет! Но капитан видит тебя насквозь, товарищ Витюгин, и поэтому для твоей же пользы тебе отказывает. Можешь теперь обратиться к Геворку, поскольку он назначен временно исполняющим мои обязанности. Но я а ему посоветую, чтобы тебе был отказ.
