Мейнард предпочитал получить паспорт у французского консула. Это легче и быстрее, чем в английском «Форин оффис», где царствует настоящая бюрократия. Несколько дней проходит, прежде чем Джон Буль, отправляющийся за море, сможет уговорить своего посла выдать ему клочок бумаги, необходимый для защиты!
Вначале за него должен поручиться банкир, священник или какой-нибудь другой известный в стране человек! Хозяева Джона не поощряют бродяжничество.
Французский агент гораздо доступней. Скудное жалованье заставляет его доброжелательно смотреть на оплату наличными. Именно поэтому он бывает всегда готов к услугам.
Однако Мейнарду документ достался с некоторым трудом. Возник вопрос о слуге, который должен был быть вписан в паспорт.
Лакей должен явиться сам, чтобы его точное описание было внесено в паспорт.
Так холодно и вежливо заявил французский чиновник. Его тон, казалось, говорил о бесполезности попыток его уговорить.
Хотя Мейнард знал, что к этому моменту благородный венгр уже пожертвовал своей великолепной бородой, его красивое лицо слишком известно в Лондоне, чтобы его не узнавали на улицах. Особенно опасно ему показываться в районе французского консульства, на Кинг Уильям-стрит. Его узнают либо сам агент, либо с полдесятка шпионов с глазами рыси, которые всегда слоняются поблизости.
Кошута никогда не удастся выдать за лакея!
Но Мейнард придумал способ обойти это затруднение. Выход подсказали потрепанный костюм и голодный вид француза.
— Для меня это очень неудобно, — сказал он. — Я живу в Вест-Энде, туда целых пять миль. Очень далеко, и все лишь для того, чтобы привести сюдаслугу. Я бы заплатил несколько соверенов, чтобы избавиться от этих хлопот.
— Прошу прощения, — ответил агент, сразу становясь предельно вежливым по отношению к человеку, который так спокойно расстается с несколькими соверенами. — Таковы правила, как знает мсье. Однако… если мсье…
Он помолчал, чтобы смысл этого «однако» был понят.
— Вы окажете мне большое одолжение, избавив от хлопот…
— Мсье может точно описать слугу?
— С головы до ног.
— Tres bien! Пожалуй, этого достаточно.
И без дальнейших переговоров словесное описание экс-диктатора Венгрии было занесено на листок с печатями.
Это был подробный портрет, с указанием роста, возраста, цвета волос, цвета кожи и должности, в которой находится слуга.
Судя по описанию, получился образцовый слуга.[162]
— Чрезвычайно обязан, мсье! — сказал Мейнард, принимая паспорт у агента и одновременно вкладывая ему в руку несколько сверкающих соверенов. Потом добавил: — Ваша любезность избавила меня от множества хлопот, — и побыстрее вышел из конторы, оставив француза в состоянии приятного удивления.
* * *
В тот же день хозяин и слуга были готовы к отъезду.
Чемоданы упакованы, все необходимое взято, заказаны билеты на ночной почтовый пароход из Дувра в Кале.
Ждали только часа отъезда из Лондона.
Удивительное собрание состоялось в доме Кошута в Сент Джонз Вуде.
Присутствовали восемь человек. Каждый владел титулом или воинским званием, титулы и звания либо наследственные, либо полученные за заслуги. Все люди известные и почитаемые. Среди них два венгерских графа благороднейшего происхождения, один барон того же королевства, три старших офицера, каждый из которых командовал армейским корпусом.
Седьмой, самый низкий по званию, простой капитан — сам Мейнард.
Но восьмой — кто был восьмой?
Мужчина в костюме лакея, со шляпой в руке, словно готовый в любую минуту выйти.
Любопытно было наблюдать за этими людьми, собравшимися вокруг лакея. Графы, бароны и генералы тоже сняли шляпы, но не потому что собирались уезжать. Они сделали это из уважения!
Говорили они не подобострастно, но все же тоном, каким говорят со старшими, а ответы принимались с почтительностью, говорившей о высокой оценке!
Если и есть доказательства подлинного величия, то это уважение союзников в час несчастья.
Именно таков был этот случай. Вряд ли стоит уточнять, что одетый лакеем человек был сам Кошут.
Даже в ужасные часы изгнания, когда дело его казалось безнадежным, когда холодный мир презрительно отвернулся от него, его окружали не алчные подхалимы, а самые благородные люди Венгрии. Они относились к нему так же, как в дни, когда судьба любимой страны и их собственная участь определялись его волей!
