Теперь она одна. И это целиком его вина. Слезы жгли глаза отца. Он не имел права плакать. Из-за своего желания сделать ее своей дочерью по сути, если не по крови, он отнял все, что имело для нее значение. Настоящий отец такого бы не сделал. Любящий отец поставил бы ее нужды выше своих.
Стук в дверь заставил его поднять голову. Но старик не встал. Стук перешел в отчаянный грохот.
– Саймон, открой эту проклятую дверь!
Люциан. Саймон выдохнул и зажмурился. Сейчас ему не хотелось общаться с Советом. Плевать, какое наказание положено ему за ложь. Какая теперь разница? Он уже потерял единственное, что имело для него значение. Каждый раз вспоминая выражение боли предательства на лице Каллии, когда она поняла, что он наделал...
– Саймон, ты оглох? – спросил с порога Люциан.
Хозяин дома слишком поздно понял, что глава Совета уже в гостиной. Проклятые слуги не заперли дверь.
– Ты выглядишь так, словно уже побывал у Аида, – сказал Люциан. Одетый по-прежнему в традиционный хитон, он двинулся в обход дивана к Саймону. – Поднимайся.
Саймон откинулся на спинку стула и закрыл глаза.
– Убирайся. Что бы ни решил Совет, я узнаю об этом завтра. А сейчас... сейчас я просто хочу побыть один.
Люциан прошагал до кресла Саймона.
– Лукас пропал.
– Он взрослый андрас. Я уверен, что твой сын вернется.
– Нет, Саймон. Ты не понимаешь. Лукас исчез после стычки в палате Совета. Караульный из специальной стражи сказал мне, что мой сын прошел через портал вскоре после аргонавтов. И использовал те же координаты.
Саймон медленно открыл глаза и уставился на главу Совета.
– С чего бы ему сейчас отправляться в мир людей?
Люциан стиснул зубы.
Саймона пронзило странное чувство тревоги. Оттолкнувшись от кресла, он встал перед Люцианом.
– Что ты мне недоговариваешь?
Люциан был примерно того же возраста и роста, что и Саймон, но всегда выглядел более уверенным в себе. Настоящий лидер, знающий, что нужно его людям. Этим вечером он казался издерганным. Узкие губы сжались в тонкую линию. Наконец он сказал:
– Десять лет назад Лукас также прошел сквозь портал. Только тогда он шел за тобой, а не за аргонавтами.
Наконец Саймон увидел полную картину. Вопросы, о которых он думал, но не желал найти ответы.
– Он последовал за мной, чтобы найти Каллию.
Люциан кивнул.
– Она была обручена с ним. Он не поверил твоей истории, что она заболела в человеческом мире.
Внезапно все обрело смысл.
– Обнаружив, что она беременна, он отправился к Аталанте. И привел ее в ту греческую деревню.
– Да. Ты должен понять, что связь не с кем иным, как с аргонавтом и беременность Каллии в то время, когда она была обручена с моим сыном и будущим главой Совета, стала бедой, от которой нам всем нелегко было оправиться.
Бешенство затопило Саймона.
– Ты знал.
Люциан застыл.
– О, Саймон, будь реалистом. Здесь есть и твоя вина. Ты заключил сделку с Аталантой. Ты выторговал жизнь дочери за ребенка. Никто не заставлял тебя это делать. Не прикидывайся невинным агнцем.
– Если бы Лукас не отправился к Аталанте, не пришлось бы заключать никакие сделки.
– Это не изменит прошлого. Ничто не изменит прошлого. Мы можем лишь побеспокоиться о настоящем. Я пришел сюда, поскольку думаю, что Лукас вновь мог отправиться в человеческий мир, чтобы найти Аталанту.
Глаза Саймона расширились.
– Зачем?
– Он не знал, что ребенок еще может быть жив. А пока он существует, Каллия не выйдет за Лукаса. А это, боюсь, единственное, чего хочет мой сын. – Плечи Люциана как будто опали. – Он верит, что заслуживает этого. Верит, что она принадлежит ему по праву.
Четыре сотни лет. Большую часть своей жизни Саймон соблюдал статус-кво. Не подвергал сомнению обычаи и законы, по словам Совета, дарованные их миру, поскольку его это не касалось. А вступив в Совет, закрывал глаза на добро и зло в угоду политике. Жена неоднократно спорила с ним по поводу законов. Говорила, что жизнь и процветание стране принесут женщины, а не лидеры. Но Саймон не слушал. Он смеялся над идеями, которых она набралась за время службы при царе. Очевидно, отстраненность между супругами и бросила ее в объятия другого.
